Дети капитана Гранта
Шрифт:
В таможне с помощью нескольких английских слов и выразительных жестов ему дали понять, что английский консул живет в Консепсионе — городе, находящемся на расстоянии часа езды. Гленарван легко нашел двух хороших верховых лошадей. И вскоре они с Паганелем уже въезжали в этот большой город, возникший благодаря предприимчивости Валдивиа, спутника братьев Писарро.
Но в какой упадок пришел некогда великолепный город! Подвергшийся пожару в 1819 году, со стенами, еще черными от огня, опустошенный, разоренный, город этот насчитывал теперь едва восемь тысяч жителей. Его давно затмил соседний город — Талькагуано. Жители Консепсиона были до того ленивы,
Гленарван не выказал большого желания углубляться в причины такого упадка, хотя Паганель и порывался затронуть этот вопрос. Не теряя ни минуты, Гленарван отправился к господину консулу ее британского величества Ж. Р. Бентоку. Эта важная особа приняла его очень учтиво и, узнав историю капитана Гранта, взялась навести справки по всему побережью.
Консул Бенток ничего не знал относительно того, было ли выброшено у тридцать седьмой параллели, на Чилийском или Арауканском побережье, трехмачтовое судно «Британия». Никаких подобных сведений не поступило ни к нему, ни к его товарищам — консулам других стран. Гленарвана это, однако, не обескуражило. Он вернулся в Талькагуано и, не жалея ни хлопот, ни денег, разослал по всему побережью людей на разведку. Тщетно: самые подробные опросы прибрежного населения ничего не дали. Из этого следовало, что после крушения «Британии» от нее не осталось никаких следов.
Гленарван уведомил своих друзей о безрезультатности предпринятых им розысков. Мэри Грант и ее брат не смогли скрыть своего горя. Прошло уже шесть дней со времени прибытия «Дункана» в Талькагуано. Его пассажиры собрались на юте. Элен старалась утешить — конечно, не словами (что могла она сказать!), а ласками — детей капитана. Жак Паганель снова взялся за документ: он с глубочайшим вниманием рассматривал его, словно стремясь вырвать у него новые тайны. Уже целый час географ разглядывал документ, когда Гленарван вдруг обратился к нему:
— Паганель! Я полагаюсь на вашу проницательность. Не ошибочно ли наше толкование этого документа? Логичны ли дополненные нами слова?
Паганель ничего не ответил — он размышлял.
— Быть может, неверны наши предположения относительно места катастрофы? — продолжал Гленарван. — Разве слово «Патагония» не бросается в глаза даже самому непроницательному человеку?
Паганель продолжал молчать.
— Наконец, слово «индеец» не говорит ли за то, что мы правы? — прибавил Гленарван.
— Несомненно, — отозвался Мак-Наббс.
— А тогда разве не очевидно, что потерпевшим крушение в ту минуту, когда они писали эти строки, грозила опасность попасть в плен к индейцам?
— Тут я остановлю вас, дорогой Гленарван, — заговорил наконец Паганель. — Если ваши первые выводы и верны, то последний, во всяком случае, мне не кажется правильным.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Элен. Глаза всех присутствующих устремились на географа.
— Я хочу сказать, что капитан Грант в настоящее время в плену у индейцев, — ответил Паганель, делая ударение на конце фразы, — и добавлю, что документ не оставляет никаких сомнений на этот счет.
— Пожалуйста, разъясните это, господин Паганель, — попросила мисс Грант.
— Нет ничего легче, дорогая Мэри: вместо того чтобы читать «станут пленниками», нужно читать
— Но это невозможно! — воскликнул Гленарван.
— Невозможно? А почему, мой уважаемый друг? — спросил, улыбаясь, Паганель.
— Да потому, что бутылка могла быть брошена только в тот момент, когда судно разбивалось о скалы. Отсюда и вывод, что градусы широты и долготы, означенные в документе, указывают на место крушения.
— Ничто этого не доказывает, — с живостью возразил Паганель. — Если допустим, что индейцы увели потерпевших крушение в глубь материка, я не вижу, почему эти несчастные не могли бы с помощью той же бутылки дать знать, где именно находятся они в плену.
— По одной простой причине, дорогой Паганель: для того чтобы бросить в море бутылку, надо, во всяком случае, быть у моря.
— Да, но за отсутствием моря можно быть и у рек, впадающих в это море.
Удивленное молчание встретило этот ответ — неожиданный, но не заключавший в себе ничего невероятного. По заблестевшим глазам своих слушателей Паганель мог понять, что в сердце каждого из них снова затеплилась надежда.
Первой прервала молчание Элен.
— Какая мысль! — воскликнула она.
— И какая хорошая мысль! — наивно добавил географ.
— Что же, по вашему мнению, надо предпринять? — спросил Гленарван.
— Я считаю, что надо найти то место на Американском материке, где проходит тридцать седьмая параллель, и затем следовать вдоль нее, не уклоняясь даже на полградуса, до того пункта, где эта параллель уходит в Атлантический океан. Двигаясь по этому маршруту, нам, быть может, и удастся найти потерпевших крушение на «Британии».
— Мало шансов, — заметил майор.
— Как ни мало шансов, нам все же нельзя не считаться с ними, — возразил Паганель. — Если предположение мое верно и бутылка была действительно принесена в океан водами одной из рек этого материка, мы не можем не напасть на следы пленников. Смотрите, друзья мои, смотрите на карту этой страны: я докажу вам с полной очевидностью правильность моего утверждения.
Говоря это, Паганель разложил на столе карту Чили и аргентинских провинций.
— Смотрите же, — повторил он, — следуйте за мной в этой прогулке по Американскому материку. Переберемся через узкую полосу Чили. Перевалим через Кордильеры. Спустимся к пампасам. Разве в этой местности мало рек, речек, горных потоков? Нет. Вот Рио-Негро, вот Колорадо, вот их притоки; все они пересечены тридцать седьмой параллелью, и все они свободно могли унести в море бутылку с документом. Быть может, там, среди какого-нибудь оседлого племени индейцев, на берегу одной из этих малоизвестных рек, в каком-нибудь ущелье сьерра [28] , те, кого мы имеем право назвать нашими друзьями, ждут, томясь в плену, чудесного избавления. Можем ли мы обмануть их надежды? Разве не все вы согласны, что нам надо неуклонно придерживаться вот этой линии, которую сейчас проводит по карте мой палец? А если, вопреки моим предположениям, я и на этот раз ошибаюсь, разве не наш долг двигаться дальше по тридцать седьмой параллели, и если это понадобится для разыскания потерпевших крушение, то и совершить по этой параллели кругосветное путешествие?
28
Сьерра— горный кряж, хребет.