Дети линзы (трилогия)

Смит Эдвард Элмер

— Я знаю, — тихо сказала Мак-Дугалл. — Но я справлюсь, если Ким будет жить.

И снова перед Лейси возникла старшая медсестра Мак-Дугалл — безупречная, подтянутая, невозмутимо спокойная.

— Каков ваш предварительный диагноз, доктор? — спросила Мак-Дугалл.

— У Кима нечто вроде слоновой болезни, только в гораздо более тяжелой форме. Поражены обе руки и обе ноги. Необходима радикальная ампутация. Вместо глаз у Кима зияют рваные раны. Ожоги. Множественные сложные переломы. Резаные и колотые раны. Внутренние ушибы, разрывы и кровотечения.

Отеки. Глубокий шок. Но, поскольку головной и спинной мозг целы, общий прогноз благоприятный.

— О, как я рада! — на мгновение сквозь непроницаемую броню вышколенной медсестры проглянула любящая и страдающая женщина.

— Простите, доктор Лейси, то, что Ким будет жить — правда, или вы просто хотите меня обнадежить?

— Истинная правда! — заверил Лейси как можно более убедительным тоном. — Дело в том, что способность Ворсела к сверхчувственному восприятию многократно превосходит способность человека, и его сообщения о состоянии Киннисона отличаются полнотой и точностью. Я уже говорил вам, мозг, разум и спинной мозг Киннисона не пострадали, что вселяет надежду на его спасение.

Наконец скорость спидстера сравнялась со скоростью космического госпиталя, спидстер после короткого маневра причалил к "Пастеру" и был поднят на борт гигантского корабля-госпиталя. Серого линзмена немедленно доставили в операционную. Анестезиолог занял свое место у операционного стола, а Лейси получил мысленное послание от Киннисона:

— Анестезия мне не поможет, доктор Лейси. Вы не можете отключить мое сознание, не убив меня. Делайте операцию без наркоза. Я держал блокаду нервной системы, пока дель-гонец пытал меня, смогу выдержать и операцию.

— Но мы не можем оперировать вас без анестезии! — воскликнул Лейси. — Тяжелые операции, а вам предстоит операция не из легких, производятся под общим наркозом, и вы не можете находиться в сознании во время операции. Мне кажется, что вы сейчас бредите. Давайте попробуем наркоз. Мы всегда даем общий наркоз при таких операциях, и всегда с успехом. Вы не возражаете?

— Не возражаю. Валяйте. Мне даже лучше, не нужно поддерживать блокировку нервной системы. Анестезиолог дал наркоз.

— Киннисон, вы отключились? — спросил Лейси через Линзу.

— Нет, — последовал ответ. — Физически я бодрствую, но ничего не чувствую и не могу пошевелить ни одной мышцей, но мысленно присутствую в операционной.

— Но такое невозможно! — запротестовал Лейси. — По-видимому, вы были правы, но мы не можем дать вам большую дозу наркоза, вы ее просто не выдержите. Но вам необходимо выключить сознание! Можете ли вы сами отключиться?

— Могу, конечно. Но почему мне необходимо выключить сознание? — с любопытством спросил Киннисон.

— Чтобы избежать шока! Ваш мозг может не выдержать! — пояснил хирург. — В вашем случае духовная или интеллектуальная сторона происходящего важнее, чем физическая.

— Возможно, вы и правы, но выключить мое сознание с помощью анестезии вам не удастся. Позовите Ворсела. Он уже делал нечто похожее. Ему удалось продержать

меня в бессознательном состоянии, возвращая сознание только когда он кормил или поил меня. Ворсел единственный, кто по эту сторону от Эрайзии может манипулировать моим сознанием.

Прибыл Ворсел.

— Спи, друг мой! — скомандовал он мягко, но твердо. — Спи глубоко, разумом и телом. Ты не испытываешь никаких ощущений, не чувствуешь даже, как идет время. Спи, пока кто-нибудь, обладающий достаточными знаниями и властью, не пробудит тебя.

И Киннисон погрузился в сон, настолько глубокий, что не услышал даже вызов Лейси по Линзе.

— Он так и будет спать? — спросил у Ворсела изумленный Лейси.

— Да.

— Сколько времени?

— Сколько угодно. Пока кто-нибудь из врачей или сестер не пробудит его или пока он не умрет от голода или жажды.

— Питание Киннисон будет получать. Было бы лучше, если бы он оставался в таком состоянии, пока не заживут раны. Не причинит ли ему вреда столь продолжительное отключение сознания?

— Поверьте, что все абсолютно безвредно.

И хирург вместе с операционной бригадой приступили к своей нелегкой задаче. Поскольку читатель уже имеет представление о тяжести повреждений, полученных Серым линзменом под пытками, воздержимся от описания операции, которая была продолжительной и трудной. Бледная как мрамор, старшая операционная сестра держалась великолепно, стоически, так, словно на операционном столе лежал не самый близкий для нее, горячо любимый человек, а незнакомец. Она не упала в обморок и позже, когда Лейси произвел ампутацию всех обезображенных конечностей.

— Три или четыре сестры потеряли сознание, а несколько интернов пришлось вывести из операционной, — рассказывала Мак-Дугалл впоследствии автору книги в ответ на прямой вопрос. — Но я держала себя в руках до конца операции. А потом — потом я отключилась. У меня началась истерика, да такая сильная, что им пришлось дать мне транквилизаторы и уложить в постель. Кима не позволяли видеть до тех пор, пока мы не вернулись на Землю и его не поместили в Главный госпиталь. Даже старого Лейси настолько потрясла операция, что ему понадобилось выпить две рюмки бренди, чтобы прийти в себя.

Прошло немало времени, прежде чем Лейси решил, что линзмена пора пробудить от сна. Сделать это вызвалась Кларисса. За право пробудить Киннисона ей пришлось выдержать настоящее сражение, и она выиграла его. Настаивая на своем праве пробудить Киннисона и угрожая нанести тяжелые физические увечья каждому, кто осмелится оспорить ее право.

— Ким, дорогой, просыпайся, — нежно прошептала она. — Самое худшее уже позади. Ты выздоравливаешь.

Серый линзмен пришел в себя мгновенно. Он полностью владел памятью, сохранившей до мельчайших подробностей все, что произошло до того, как Ворсел подверг его гипнозу. Киннисон напрягся, готовый в любой момент блокировать нервную систему от нестерпимой боли, но боли не было. Впервые за долгое-долгое время его тело наслаждалось покоем.