Дети Мафусаила. Уолдо. Магия, инк.
Шрифт:
— Только одно, — наконец объявил он, — и такое, которое мне бы делать не хотелось. Но я скажу, даже если потом мне придется заняться распространением дамских журналов.
— Ну? Говори.
— Нам нужно проконсультироваться с Уолдо.
Только теперь Рамбо вышел из состояния апатии.
— Что? С этим шарлатаном? Это ведь наука!
— Действительно, доктор Стивенс… — начал Харкнес.
Глисон поднял руку.
— Предложение доктора Стивенса логично, но боюсь, оно немного запоздало. Я говорил с Уолдо на прошлой неделе.
Харкнес
— И не сказали мне?
— Извини, Джимми. Я просто его прощупывал. Ничего хорошего. Его условия для нас — все равно, что конфискация имущества.
— Ему до сих пор жаль патентов Хатауэя?
— Все еще точит на нас зуб?
— Надо было позволить мне урегулировать этот вопрос, — опять вставил Харкнес. — Он не может с нами так поступать: здесь замешан общественный интерес. Если возникнет необходимость, заплатите ему. А вопрос о патентах можно рассмотреть в судебном порядке. Я все устрою.
— Да, уж ты устроишь, — сухо заметил Глисон. — Ты, наверное, думаешь, что решением суда можно заставить курицу нести яйца?
Харкнес явно возмутился, но промолчал.
— Я бы никогда не предложил обратиться к Уолдо, если бы не знал, как к нему подступиться. Я знаком с его другом.
— Друг Уолдо? Вот не знал, что у этого типа есть друзья.
— Для Уолдо он вроде дядюшки — врач, который помог ему появиться на свет. С его-то помощью я и попытаюсь пробудить в душе Уолдо все лучшее, что еще дремлет в ней.
Доктор Рамбо встал.
— Это невыносимо, — заявил он. — Должен попросить вас извинить меня.
Не ожидая ответа, он как пробка вылетел из помещения.
Глисон проводил его обеспокоенным взглядом.
— Почему он так тяжело это воспринял, Джимми? — спросил Глисон. — Можно подумать, он лично ненавидит Уолдо.
— В каком-то смысле — вполне возможно. Но тут еще и другое. Вся его вселенная рушится. За последние двадцать лет, с тех пор как Прайер переформулировал общую теорию поля и было покончено с принципом неопределенности Гейзенберга, физика стала считаться точной наукой. Любые сбои и неполадки в системе передачи энергии, которые мы сейчас испытываем, для вас и для меня — просто большая неприятность, а для доктора Рамбо — посягательство на его веру. За ним бы неплохо присматривать.
— Зачем?
— Как бы он совсем не тронулся. Потеря веры для человека может обернуться трагедией.
— М-м… А как же ты? Разве тебя это серьезно не задевает?
— Да нет. Я — инженер. С точки зрения Рамбо — просто высокооплачиваемый ремесленник. У нас к тому же разная психическая ориентация: не могу сказать, что я так уж сильно расстроен.
На письменном столе Глисона ожил передатчик системы аудиосвязи:
— Вызываем главного инженера Стивенса. Вызываем главного инженера Стивенса.
Глисон нажал кнопку.
— Он здесь. Говорите.
— Передано кодом компании и расшифровано. Сообщение гласит: «Потерпел аварию в шести километрах к северу от Цинциннати. Следует ли мне ехать в Небраску или снять то, о чем договаривались, с моего собственного драндулета?» Конец сообщения. Подпись:
— Пусть возвращается хоть пешком, — зло сказал Стивенс.
— Хорошо, сэр. — Передатчик отключился.
— Твой помощник? — спросил Глисон.
— Да. Наверное, это последняя капля, шеф. Что же дальше? Ждать и пытаться анализировать причины аварии или попробовать встретиться с Уолдо?
— Попытайся встретиться.
— О’кей. Если от меня не будет никаких новостей, вышлите выходное пособие в Палмдейл Инн, Майами. Я буду четвертым уборщиком на пляже справа.
Глисон выдавил из себя кривую улыбку.
— Если ты и в самом деле не добьешься никаких результатов, я стану пятым. Счастливо.
— Пока.
Стрейбл, главный инженер городской энергосистемы, заговорил только тогда, когда Стивенс ушел.
— Если в город перестанет поступать энергия, — негромко сказал он, — вы знаете, где я буду, не правда ли?
— Где? Шестым уборщиком?
— Вряд ли. Я буду номером первым. Первым, кого линчуют.
— Энергосистема просто не может подвести. У вас ведь громадное количество дублирующих устройств и систем предохранения.
— Но ведь и декальбы не должны были отказать. Все одно к одному. Вспомните, что было на седьмом подуровне в Питсбурге, где отключилось освещение. Впрочем, лучше об этом не думать.
Движущаяся вверх лента эскалатора доставила доктора Гримса к его дому. Взглянув на автоматический регистратор, он с приятным удивлением обнаружил, что внутри его ждет кто-то из близких людей, знающих его домашний код. Медленно, щадя покалеченную ногу, Гримс стал спускаться по лестнице и наконец появился в гостиной.
— Привет, док! — Джеймс Стивенс встал, как только открылась дверь, и двинулся навстречу, чтобы поздороваться.
— Хэлло, Джеймс. Налей себе что-нибудь выпить. Вижу, тебе это не повредит. Да и мне тоже.
— Ладно.
Пока его друг занимался приготовлением выпивки, Гримс вытряхнул себя из странного, невероятно громоздкого и неуклюжего древнего пальто и швырнул его в направлении гардеробной ниши. Не долетев, оно тяжело шлепнулось на пол — куда тяжелее, чем можно было ожидать.
Наклонившись, Гримс стащил массивные штаны, такие же громоздкие, как и пальто. Под всем этим он был одет в обычное деловое трико — облегающие голубые с черным лосины. Такой стиль ему не подходил совершенно. Не искушенному в вопросах одежды существу — ну, скажем, какому-нибудь пришельцу с Антареса — он мог бы показаться нескладным, даже уродливым. Очень уж он смахивал на толстого старого жука.
Неодобрительный взгляд Джеймса Стивенса задержался однако не на лосинах, а на только что скинутой доктором куче одежды.
— Все еще носите эти дурацкие бронированные одежки?
— Конечно.
— Черт возьми, док. Вы выглядите просто глупо во всем этом барахле. К тому же это просто вредно.
— Гораздо вреднее их не носить. Скорее заболеешь.
— Чушь! Я же не заболеваю, хоть и не ношу броню за пределами лаборатории.
— А стоило бы носить, — Гримс подошел к Стивенсу. — Положи-ка ногу на ногу.