Дети пространства
Шрифт:
На следующее утро она подняла Анджея на рассвете.
— Сегодня нам предстоит большой переход.
Сначала они шли по тропинке, вьющейся между огромных деревьев, мимо озёр, заросших всякой водной растительностью, постепенно, как по гигантским ступеням, поднимаясь по террасам речной долины. Наконец террасы кончились, а вместе с ними кончился и лес. Впереди до самого горизонта простиралось пространство саванны, поросшее высокой травой и в беспорядке усеянное серовато-зелёными группами деревьев.
Перед началом
— Собирай. Там внутри есть инструкция.
Внутри оказалось что-то вроде базуки калибром миллиметров в двадцать. Труба с пистолетной рукояткой, конец которой надо класть на плечо, двухдюймовый жидкокристаллический экранчик системы наведения, небольшие, но грозные на вид гранаты.
— Это ещё зачем? — удивился Анджей, зная, что даже свою пневматику Ильма обычно таскает в рюкзаке в разобранном виде.
— Здесь водятся киллинхены.
— А это кто?
— Птица такая. Не летает, но здорово бегает. Ростом метра под три, клюв больше метра, ест всё, что может догнать, а бегает со скоростью мотриссы. Если увидишь, что она на тебя бежит, не раздумывая, лепи в корпус осколочно-фугасной гранатой. Впрочем, никаких других я и не взяла. Но, может, обойдётся. Они вообще не очень нападают на людей.
— А почему оно так называется? «Убивающая курица», причём по-английски, хотя английский здесь, как я погляжу, не слишком популярен — то фарси, то шведский, то вообще латынь. Наверняка у этой твари есть родное древнеарктурианское название.
— На самом деле народная этимология. Тот парень, который открыл эту птицу, назвал её келенкеном в честь кого-то подобного, кто обитал на Земле несколько миллионов лет назад. Но разве может удержаться подобное название в устах охотников, фермеров и изыскателей? Вот и трансформировалось в более понятное «киллинхен». А древнеарктурианских названий этой милой птички существует восемь, на разных языках, и все труднопроизносимы для людей. Ну, закончил сборку? Тогда встали и пошли. Только убери коробку в рюкзак — не бросать же её посреди саванны.
Идти по саванне оказалось неожиданно легко, трава была не слишком высокой. Если выкинуть из головы мысль, что здесь водятся хищники, от которых предлагается отбиваться из гранатомёта, то это была бы очень приятная прогулка.
На протяжении нескольких часов пути им попалось на глаза несколько стад крупных нелетающих птиц. Были длинношеие вроде страусов, которые паслись вокруг куп деревьев, объедая листья с веток, были больше похожие на огромных кур, питавшиеся травой или чем-то, прячущимся в траве.
Неожиданно Ильма сделала жест, призывающий остановиться. Анджей замер. Впереди примерно в полукилометре паслось стадо травоядных птиц. А из-за высокого куста за ним наблюдала большая, раза в два повыше, птица с огромным
Вдруг она сделала рывок. Стадо кинулось врассыпную, вероятно, издавая какие-то звуки, но на таком расстоянии их было не слышно. Здоровенная птица настигла одну из травоядных и мощным ударом клюва сбила её с ног.
— Вот это и есть киллинхен, — прокомментировала Ильма. — Впрочем, данный конкретный для нас не опасен — он уже добыл себе пропитание и ближайшие сутки вряд ли захочет нападать на кого-то ещё.
Отойдя от места охоты километров на шесть, путешественники наскоро перекусили всухомятку, запивая галеты водой из фляг, и двинулись дальше. Анджей, хотя и считал себя в неплохой форме, особенно после прогулки про Агнульским горам, уже начал уставать, когда Ильма показала рукой вперёд:
— Смотри, видишь дымок? Вот это и есть наша сегодняшняя цель.
Дымок журналист скорее вообразил, чем разглядел. Но узнать, что бесконечный переход по саванне близится к концу, было приятно.
Ещё через полчаса, когда до дымка оставалось километра три, и уже можно было, приглядевшись, различить что-то вроде хижин, Ильма сказала:
— Ну вот, нас заметили. И, наверное, узнали.
Когда они вошли то ли в деревню, то ли в лагерь, который был их сегодняшней целью, до заката оставалось часа два.
Это была круговая изгородь из колючего кустарника, внутри которой размещалось несколько примитивных навесов, сплетённых из веток, и горел один общий костёр. Снаружи от изгороди имелась небольшая низина, выделявшаяся яркой зеленью влаголюбивой травы. Видимо, там была вода.
— А почему источник воды за пределами ограды? — шёпотом поинтересовался Анджей.
— Потому что он единственный на пару десятков километров вокруг. Киллинхены тоже имеют право на водопой.
Анджей с интересом осматривал быт этого поселения. Если болотные жители Ованфорсар вызывали впечатление средневековья или античности, то здесь царила первобытность до изобретения земледелия и обработки металла. Впрочем, металлические ножи, топоры и наконечники стрел и копий здесь имелись, но явно как плоды меновой торговли с какими-то другими людьми.
Из-под одного из навесов выбрался пожилой мужчина — темнокожий, но совершенно седой, одетый, как и ожидал Анджей, только во что-то вроде набедренной повязки из крупных перьев и бусы на шее.
— Знакомьтесь, — сказала Ильма. — Это Анджей Краковски, журналист с Земли и рабочий в этнографической экспедиции. А это Питер кхе-Чьоль, литератор и кочевой охотник в саванне.
Поговорить по душам с кхе-Чьолем Анджею удалось сильно не сразу. Только после общего ужина, на котором была съедена какая-то охотничья добыча, когда они сидели у догорающего костра, и Анджей судорожно вспоминал, как это — брать интервью.
— А почему вы поселились в этом лагере кочевых охотников?