Дети Робинзона Крузо
Шрифт:
— Нет, нет, нет! — проговорил Икс. — Я не дам тебе морочить мне голову. Ты просто рисунок.
И хихикнул: как называются те, кто разговаривает вслух с просто рисунком? Икс быстро обернулся. Улица, к счастью, было пуста. С другой стороны, это означало, что он здесь совершенно один. И действительно, незачем морочить себе голову — вопрос собственной неадекватности уже давно не является приоритетом.
— Сука, беспощадная сука, — оказывается, уже некоторое время тихо и немузыкально бубнил себе под нос Икс.
Пелена поплыла перед глазами. В это же мгновение три жуткие собачьи головы соединились
«Восход темной луны!» — вспомнил Икс песенку своей молодости и тут же жестко выдавил:
— Пошла ты, сука!
Он тряхнул головой.
— Мерзкое отродье... — Рука с секатором поднялась вверх. — Вечно зовет море! — И Икс снова хихикнул, но лезвие четко нацелилось в прежнюю точку. — Любишь море? Любишь, сука?!
Дети, сумасшедшие, хорошие места и талисманы
Рисунок опять стал плоским. Просто трехголовый песик, возможно, из Гарри Поттера, всего лишь безобидная консуматорская декорация, детишкам на радость... Интересно, что о нем подумают, если обнаружат за этим занятием? Что видят деловито бормочущего шизофреника, скрупулезного психа, чей внутренний голос заставил его прибегнуть к вандализму в отношении несчастного детского магазина? Боже мой, он что, Бармалей?! Тупая шутка? Дети, их радостный смех, их светящиеся счастьем глаза... Каких только психов не бывает на свете — это ж надо, вырезать часть рисунка, да еще сжечь его, облив бензином!
— Дети, их радостный смех, их... — Икс поморгал, его голос треснул. — Их способность быть проводниками. — Он опять облизал губы, и чувствуя, что, наверное, и впрямь сходит с ума, добавил. — Их способность жить в точке «алеф».
Секатор, словно самурайский меч, двинул вверх по рекламной панели; пластиковая бутыль с горючей смесью ждала за углом.
Пламя занялось быстро.
— Привет тебе, тьма, старая подружка, — сказал Икс, глядя на огонь. — Ну, вот ты и добилась своего: я совсем «ку-ку»... Ты рада встрече?
И снова хихикнул.
Всю ночь Икс не сомкнул глаз. Но с порезанным рисунком ничего не происходило. Никаких самовосстановлений, как в дешевых ужастиках или научно-фантастических фильмах категории «В». И лишь воображение Икса превращало образовавшуюся дыру в черный провал, в око, глаз, наблюдавший за ним из ничто.
Весь следующий день Икс прокрутился у магазина. Прохожие качали головами — вандализм, кому-то взбрело в голову порезать рисунок; это каким надо быть подонком, чтобы детский магазин... нет у людей ничего святого...
К вечеру усталость взяла свое. Икс направился домой, вздремнуть, поставив будильник на полночь.
В две минуты первого ничего не изменилось: в рекламной панели магазина зияла черная дыра. Наблюдая за ней со своей кухни через бинокль ночного видения, Икс даже мог различить рисунок кладки на стене. Он курил «Золотую Яву», пил в огромном количестве крепкий чай, рассказывал себе всякие истории, но его глаза все равно слипались. В запоях Икс мог выдерживать без
Проснись, проснись, Икс. Нельзя спать.
Икс открыл глаза. И первое, о чем подумал — что все прозевал. Колючий ветер гнал по пустынной улице старую газету. Дыра была на месте. Икс потянулся за сигаретами, а потом его рука машинально вернулась к биноклю. Что-то происходило в ночи. Икс потер глаза, потряс головой. И вдруг понял, кто звал его, извлекая из сна, кто твердил что-то о мертвых, обретших имя, и о том, как в большую волну...
— Будда? — изумленно и чуть слышно позвал Икс.
— Будда? — повторил он с замиранием сердца.
Ночь ожила. Из-за какой-то давно забытой радости сердце Икса забилось быстрее. Он слышал каждый шорох, издаваемый уносимой прочь газетой, и как в квартале от его окна затевают свою весеннюю песнь-битву облезлые дворовые коты; он обнаружил, что, оказывается, под крышей магазина Синдбада свила гнездо ворона, и у нее даже вылупились липкие, похожие на маленьких птеродактилей птенцы; он увидел бегущую крысу или крупную мышь, и ее попискивание не заглушал разгорающийся в сквере на лавочке любовно-ревнивый скандал; где-то хлопнула подъездная дверь, вдогонку кому-то крикнули: «И закусить прихвати!», а этот кто-то бодро продекламировал: «Чтобы удалась прокачка, не забудь гондонов пачку!»; он видел, как, подчиняясь весеннему зову воды, всюду на деревьях распускались крохотные листья, посеребренные сейчас луной; где-то давно уже не заводилась машина, и над всем этим затихал звук, печальный и безнадежно-мужественный, звук флейты «пикколо», флейты-малышки, его тоже уносил отсюда ветер.
— Будда! — произнес Икс, откликаясь на грустную торжественность этого гордого и слабого, почти неслышного звука, обещавшего когда-то восстановить гармонию в этом распадающемся мире, приостановить энтропию и отогнать демонов первобытной тьмы. Некоторым обещаниям не суждено сбыться, а некоторым вещам вовсе не обязательно складываться так, как хотелось в детстве.
А потом Икс услышал то, для чего его разбудили. Это был скрип. Сухой треск рассыпающейся кладки стены. Он был низким и гулким, словно где-то очень далеко отсюда пришли в движение огромные каменные жернова. Это был голос червоточины, его бы Икс узнал из мириада других звуков и ни с чем бы не перепутал.
— Вот и началось, — просипел Икс, прильнув к окулярам.
Сначала осыпались сухие струйки раствора. Затем с внутренней стороны кладки последовал удар — кусочек цемента вылетел, словно пуля, и вся дыра, оставленная Иксом в рекламной панели, пришла в движение. По каменной кладке стены пробежала первая деформирующая рябь. Потом волна повторилась, вызвав ответное колебание, двинувшееся навстречу. И все затихло. Ненадолго. Гул нарастал. Волны прокатились снова, превращая каменную кладку в некоторое подобие поверхности воды. Икс с изумлением смотрел в окуляры — это действительно походило на воду, темную, густо-непроницаемую, словно за тонкой пленкой клубилась бездна.