Дети Робинзона Крузо
Шрифт:
— Думай, что говоришь, щенок! — негромко процедил борец.
И тут вмешался Икс:
— Отдай мою майку! — с видом маньяка произнес он, тыча в борца указательным пальцем. — У меня там буква «хэ» написана шариковой ручкой, с внутренней стороны, под левым плечом. Пусть покажет! «Хэ» — «Икс» значит. — Он кивнул и доверительно сообщил, — Икс — это я.
Следователь снова прокашлялся, а психолог решил, что в беседе требуется и его участие:
— Так, кому из вас троих, молодые люди... — он подумал и мягко кивнул борцу, — в смысле, четверых... принадлежит эта деталь
— Каких четверых?! — Возмутился Икс. — Я же говорю? Икс — это я! Можете проверить!
Теперь следователь тревожно посмотрел на психолога: похоже, один-то из ребятишек опять начал заговариваться, говорили его глаза. Психолог сидел, схлопнув ладошки и постукивая друг об дружку указательными пальцами; на мальчиков он смотрел с проницательным интересом.
— Снимай майку! — внезапно завизжал Икс. — У меня больше нет такой! Скажите ему, товарищ капитан, пусть раздевается!
Психолог вздрогнул. Поймав взгляд следователя, он понимающе и профессионально закивал: вот, мол, у больного очередное обострение, что и требовалось доказать.
Визг Икса, заметавшийся по кабинету, оказался настолько пронзительным, что даже Джонсон с Михой обалдело уставились на друга.
Первым пришел в себя следователь, хотя его голос все еще оставался хриплым:
— Так, что вы здесь за цирк снова устроили?! — вопросил он. — Что за очередное идиотское шоу?!
— А майка тоже пропала там, в немецком доме? — психолог, видимо, решил взять бразды правления в свои руки и мягко, даже ласково поглядывал на Икса.
— Почему? — отмахнулся Икс. — Ее на пляже украли. Вы что нас, за психов считаете?
— И майка принадлежит вам, молодой человек?
— Ну, да! А он нас оговаривает, — Икс кивнул на борца, — потому что мы видели, как он делает это... ну, вы понимаете, это... чики-чики...
— Чики-чики? — ни один мускул не дрогнул на лице психолога. — С майкой?
— Вы что, совсем уже того?! — Икс, казалось, даже не мог ожидать такого дикого предположения от взрослого человека. — Совсем, что ли?
— Икс, помолчи, — попросил Миха.
Но Икс уже не мог остановиться:
— С Таней! Ну, знаете, Таня... Ну, она это... ну... это...
— Еще одна местная достопримечательность, — подсказал психолог.
— Ну, да. Типа того. Это вы верно подметили.
— И где же вы это видели? В смысле, чики-чики?
— Там.
— Где?
— Там. В немецком доме.
— Круг замкнулся, — невозмутимо констатировал психолог и красноречиво вздохнул. Следователь посмотрел на него с уважением.
— Сплошные местные достопримечательности плюс близкий пубертат, — пояснил свой вердикт психолог.
И тогда заговорил борец, лаконично и вовремя.
— Им, конечно, нужна помощь. — Он посмотрел на мальчиков дружелюбно и не без сочувствия, а затем бросил веселый взгляд на психолога. — Но, как я понял, не моя, а мозгоправа. Я свободен? Могу идти?
— Конечно-конечно, — закивал следователь.
— У меня поезд. Надо еще шмотки собрать, — объяснил борец и постучал по наручным часам. — Попытка номер два. Надеюсь, больше никто и ничто не пропадет.
—
Следователь замолчал. Борец дошел до двери в абсолютной тишине. А потом Миха сказал:
— Все равно ты вор.
Борец обернулся, прикрыл на секунду глаза, и Джонсон почемуто обратил внимание на то, какие у него длинные ресницы. И как он спокоен. Оба эти факта вызвали еще более странную мысль: может, все-таки он не крал эту майку? Может, все вышло как-то по-другому?
Борец насмешливо посмотрел на Миху, настороженности больше не осталось в его взгляде.
— Если б ты был чуть постарше, щенок, я б с тебя шкуру содрал за такие слова. При милиции говорю, — сообщил он. — А пока — к мозгоправу!
И дверь за ним закрылась. Этот раунд борец провел молниеносно и филигранно, выиграв с разгромным счетом. Можно сказать, всухую.
В принципе, на этом все должно было закончиться: то, что Миха сделал дальше, вполне могло привести к насильственной психиатрической госпитализации или в колонию для несовершеннолетних или закончиться еще чем похуже.
Джонсон догадывался, почему Миха так себя вел. Наверное, они были с Буддой ближе всех, и, наверное, он пытался так справиться с ситуацией, которая могла раздавить его. Но после драки кулаками не машут. Это всем известно. К сожалению, это так, и здесь уже ничего не поделать.
Как только их отпустили, Миха забежал домой и меньше, чем через минуту вернулся с огромной дорожной сумкой.
— Идемте! — сказал Миха, и Джонсон впервые увидел, как в глазах его друга промелькнули серо-голубые льдинки. — Я знаю, где они будут.
Борца они нашли на «Близких шашлыках». Так назывался заросший зеленью пустырь с древней ветвистой чинарой недалеко от их дома. Под чинарой приютилось несколько длинных бревен-скамеек, была оборудована жаровня из кирпичей, низкий стол, сбитый из фанерных ящиков и даже что-то вроде лежака. Скорее всего, борец решил еще разок попрощаться с Таней, коль уж вышла заминка с отъездом в Москву. Компания — еще было двое товарищей борца по сборной — только приступила к пикнику. Пили сухое белое вино — Джонсон запомнил, что это было разливное молодое «Ркацители», которое тогда продавалось из передвижных цистерн-бочек по 20 копеек стакан, — и на столе лежали две здоровенные воблы, называемые на местный манер кутумами.
(— Очень подходящая снедь для романтического свидания, — произносит гурман и ресторатор Джонсон.)
Миха поставил сумку у своих ног и начал без предисловий:
— Верни майку!
Борец обернулся, удивленно посмотрел на мальчиков.
— Давай, снимай! Она не твоя!
— О, подрастающее поколение, — Таня склонила голову на плечо борца, словно приласкиваясь. — Хорошенький какой! — Она игриво улыбнулась. — Был бы постарше...
— Он знает, что бы с ним стало, если б был постарше, — ровно произносит борец.