Дети сектора
Шрифт:
Шейх слушал его вполуха, и кивнул:
– Наверное. Я ж в городе не был. У меня тоже дочка. В больнице.
– До Твери доберемся – посмотрите на людей. Точнее, на этих, новых. Может, и мои уже такие.
– Если уничтожить корабль, – обнадежил его Шейх, – люди снова вспомнят себя, так что не все еще потеряно.
«И для тебя, Тамила, не все потеряно», – додумал он.
Якушев посветлел лицом и зашагал уверенней.
К шелесту листьев и завыванию ветра добавились трели кузнечиков, они будто обалдели после
Потом в трель сверчков ворвался посторонний звук: то ли стон, то ли всхлип. Шейх замер и приложил палец к губам, завертев головой.
– Люди, помогите! – запричитала женщина. – Я ранена. Ранена я!
Зачарованный Макс уже собрался выручать бедолагу, но Шейх схватил его за руку, развернул, отхлестал по щекам:
– А ну стоять! Это морок. Я уже такое видел. Идем дальше и не оборачиваемся. Главное – не смотрим на него. Поймали взглядом носки ботинок, и вперед!
Бледная тень металась от куста к кусту. Боковым зрением Шейх видел то пышную белую юбку, то узорный рукав, то стройную ножку.
– Милый, иди ко мне! – звал морок. – Папочка, помоги мне, – продолжал он голосом Тамилы. – Не бросай меня, папочка!
– Не слушаем его, – командовал Шейх. – Поем. Кто что вспомнил – пойте во всю глотку, это помогает.
Якушев принялся читать стихи, Макс – петь популярную песенку, Ваня – «Черный ворон». Причем парень на ходу импровизировал, и получалось:
Черный морок, что ж ты вьешьсяНад моею головой.Моей крови не напьешься,Вот те кукиш, я живой.Все затянули «Морока», причем он стал отличаться от оригинала не только словами, но и ритмом, и уподобился маршу.
Разразившись воплем агонии, морок отстал. Шейх обернулся, думая, что молодежь струсила и позорно бежала, но парни были на месте. Глаза Вани горели азартом. Не врет Якушев, совсем с ресурсами плохо, раз послали в Сектор детей…
И вдруг Макс остолбенел и попятился. Во чутье у мальчишки! Шейх ощутил опасность лишь спустя пару секунд.
– Все в лес! – скомандовал он и принялся спускаться по скользкой траве придорожной насыпи.
Якушев и парни последовали за ним и залегли за мшистым пригорком, окруженным молодыми соснами. На дороге появилось мерцающее искажение, похожее на инфузорию-туфельку, двигалось оно в полуметре над асфальтом и шевелило усиками.
– Что это? – прошептал Якушев. – Оно живое?
– Тссс! – цыкнул Шейх.
Ответа он не знал. Вело себя искажение как живое существо. Повисело в месте, где отряд сошел с дороги, будто раздумывая, свернуть или двигаться по прямой. Усики дернулись, и оно поплыло вдоль дороги.
Ваня выдохнул и вытер лоб:
– Пронесло вроде. Что это было?
– Без понятия. Что-то новенькое, – Шейх зашагал
Остановился он на полпути и попятился назад. Не предчувствие опасности предупредило его – он разглядел вдалеке покачивающиеся фигуры.
– Что? – спросил Якушев из укрытия.
– Тихо! Сам посмотри.
Высокий Якушев поднялся, лицо его вытянулось, он ругнулся, приник к земле и зашептал:
– Это они. То, что стало с людьми. Они идут за нами. Скорее в лес, пока нас не заметили!
Пришлось подавлять любопытство и, пригнувшись, спасаться. Убегая лесом, Шейх представлял молчаливую процессию: лица-маски, глаза, затянутые бельмами. Каждый шаг этим несчастным дается через силу, но они идут бесконечной вереницей обреченных. Неужели и Тамила – так? Или ей удалось сохранить рассудок?
Бежали практически бесшумно. Шейх вспоминал учения, когда взвод ломился сквозь подлесок, и треск стоял такой, будто несется стадо бегемотов. Все старались двигаться плавно, но все равно был шум. Вот как страх стимулирует скрытые резервы организма: попасть в лапы нелюдей еще ужасней, чем погибнуть от пули врага.
Вскоре Мансуров перестал думать и сосредоточился на собственном теле: силы начали заканчиваться. Когда перед глазами потемнело, он остановился, беззвучно хватая воздух ртом.
– Вот она… участь… человечества… – задыхаясь, прохрипел он.
Перед глазами кружилось лицо Якушева, храброго МАСовского командира. Постепенно дыхание восстановилось, и Шейх рассмотрел пышные еловые ветви, под ногами были замшелые кочки и хилая трава, присыпанная хвоей. На опушке – полусгнивший ствол поваленного дерева, проигравшего елям в конкуренции за свет. И это – участь человечества.
Ствол усеивали поганки.
– Опята! – воскликнул Ваня. – Вот куда по грибы ходить надо.
Шейх сглотнул, вспоминая маринованные опятки. А если их – со сладким луком, да под водочку! Картошки отварить в мундирах, да со сметаной с перчиком!..
– Ну, что дальше? – спросил Макс.
Парень вздрагивал от каждого шороха, задирал голову и будто принюхивался. Шейх не чувствовал опасности поблизости.
– Возле поселка Эммаус дорога раздваивается, ее левая ветка ведет на аэродром, куда нам и нужно, – сказал Якушев, почесал голову и вынул из волос сухую ветку. – О, рогами обрастаю! Дорога эта, можно сказать, объездная и тянется по частному сектору и мимо дач.
– Ну, так пошли, – Шейх собрался углубиться в чащу, но Якушев остановил его:
– Нет. Заблудимся. Я человек городской, вы, наверное, не здешний. Двинемся вдоль трассы, чтобы направление хотя бы знать. Измененные с дороги не сходят.
Шейх проанализировал его предложение и пришел к выводу, что масовец прав: заблудятся.
– Да. Возвращаемся.
– Если они погонятся, убежим, – сказал Ваня, перелезая через ствол с опятами.
Шейх вскинул бровь и ответил:
– Ты, быстроногий олень, убежишь, а меня сожрут. Я стар, слегка ранен и адски голоден. Не ел, наверное, трое суток.