Дети Силаны. Натянутая паутина. Том 1
Шрифт:
Инчиваль однажды спросил у меня: зачем все это? Зачем одевать солдат как мрачных вестников смерти? Зачем прятать лица и демонстрировать показательную жестокость? Имперра уже всем доказала, что неприкосновенных нет и преступление обретет возмездие, так, может, хватит этого мрачного маскарада? Я же ответствовал, что страх есть инструмент более тонкий. Враги должны ощутить мои пальцы на своем горле в тот самый миг, когда мысль о предательстве только-только начнет зарождаться в их умах. Они должны предвосхитить свою кару и одуматься. Страх перед Имперрой спас не
Жнец быстро шел ко мне. Я перехватил трость таким образом, чтобы успеть освободить клинок в случае необходимости. Одно из трех наиболее удачных покушений, которые я пережил за последние полтора десятка лет, произошло именно так – убийца в обличье Жнеца приблизился на расстояние удара и… лишился руки, прежде чем я что-то понял. Себастина, облаченная в точно такую же одежду и следовавшая в составе свиты, оторвала ему руку и тут же сломала ногу. Конечно, я сам виноват в том, что подпустил к себе убийцу, но меня порой окружает такое количество недоброжелателей, что их общий негативный фон может затмить что угодно, даже намерение отнять жизнь.
Того наемника я долго допрашивал, и в результате несколько белых голов покинули насиженные места. Когда за ним приехал боевой отряд, тан эл’Керназ использовал магию и превратил в руины несколько домов. Эл’Шаволлет убил десятерых солдат своим Голосом, прежде чем его сковали. Эл’Дарнон сдался без боя, блюдя чувство собственного достоинства и свято веря, что уж такого родовитого тана может ждать только элитная камера.
Я казнил всю троицу через неполную седмицу.
– Митан, мы только что получили последние сведения с тарцаро-кальмирского фронта.
– Вскрой.
Он быстро вспорол плотную провощенную бумагу и передал мне сложенный листок. Перечитав послание три раза, я спрятал лист внутрь плаща.
– Немедленно передайте в штаб, что я объявляю часовую готовность. Через час «Vultur eternatus» [5] должен быть полностью укомплектован и готов к взлету. Сообщите Патанакису, чтобы он тоже готовился, время пришло.
– Слушаюсь! – Жнец унесся исполнять приказ.
В приемной его величества оказалось пусто, лишь деловитый секретарь строчил что-то за своим столом.
5
«Вечный голод» (тэнкр.).
– Доложите, пожалуйста.
Он обернулся в мгновение:
– Вас попросят через минуту. Присаживайтесь.
Я опустился на не очень удобный старинный стул и принялся рассматривать противоположную стену. Как и прежде, моему вниманию предстала искусная мозаичная фреска ярких цветов, каким-то чудом не потускневшая за прошедшие тысячелетия. Казалось, я знал ее наизусть. Фреска изображала первого Императора и четырых королей-тэнкрисов, покорившихся ему, признавших власть единого суверена и в символичном жесте наделяющих его олицетворением той власти – венцом. Эти четверо стали основоположниками четырех кланов
– Можете пройти.
Я вошел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Монарх стоял у огромного, но по большей части зашторенного окна. С высоты, на которой мы находились, открывалась чудесная панорама Старкрара. Правда, раньше, чтобы наслаждаться ею, Император не нуждался в телескопе.
– Я следил за ходом казни. Виртуозно.
– Благодарю, ваше величество.
– И все же знать тебя не простит.
– Мне не нужно ее прощение. Достаточно вашего дозволения творить правосудие.
– Убийство тэнкриса. Тяжелое преступление.
– Он легко отделался.
– Хм. Охота на разумных… Знаешь, в прежние времена за это его осудили бы на пятнадцать лет заключения. Причем, исходя из его статуса, условия были бы вполне сносными. Завтрак, обед, ужин. Утренний моцион по маленькому садику. Еще раньше он заплатил бы виру, и то только если бы эти разумные принадлежали кому-то из тэнкрисов. А сегодня его казнили на радость младшим видам.
– Вы всегда говорили, что мир меняется. Должна меняться и Меския.
– Должна. И более того, я вполне согласен с твоим приговором. Ты поступил правильно. Я лишь говорю, что аристократы тебя не простят.
– Я давно махнул рукой.
Он опять хмыкнул и пару раз глухо кашлянул. Думаю, если бы не мое присутствие, он бы хорошо прокашлялся, чего требовала боль, бушевавшая в его легких.
– Людей много, – осторожно продолжил я, – гораздо больше, чем нас, и с каждым годом разница в численности растет. Когда мы – хребет империи, они – ее мышцы. Как известно, хребет, если он не окутан крепкими тугими мышцами, – это просто длинный гибкий набор костей, безвольный и слабый, а тело без хребта просто складывается пополам, какими бы сильными ни были его мышцы. Они нужны нам, а мы нужны им. И казнь одного вырожденца, как символ верности древним клятвам единства, есть приемлемая цена.
– Но аристократия тебя не простит.
– Он не был первым тэнкрисом, которого я казнил. Не станет и последним.
Император обернулся, чтобы взглянуть мне в глаза.
– Ее имя продолжает кипятить твою кровь? Спустя столько-то лет? Оставь, мой мальчик, она не стоит того.
– Не могу. Она нанесла вред родовой чести моей семьи. Мы защитили ее своей репутацией, поклялись, пользуясь вашим доверием, дали ей свободу. Она этого не оценила. Я не успокоюсь, пока не поймаю и не казню ее.
Император покачал головой и прошел к своему креслу.
– Это твоя месть, она не нужна ни мне, ни стране.
– Я прекращу ее искать, если вы прикажете.
– Лицемер. – Император тяжело опустился в кресло. – Ты ведь уже нашел ее. И если бы не долг и твой план, ты бы уже ринулся в Арбализею.
– Вы знаете меня.
– Знаю. В любом случае ты отправишься в Арбализею. Слишком много линий наших интересов сойдутся там. Но позже. А сейчас поговорим о Тарцаре и Кальмире. Ты уже знаешь?