Дети Силаны. Паук из Башни
Шрифт:
– Я не…
– Очнись, Бри. Ты действительно уверовал в собственное бессилие или просто хочешь, чтобы тебя успокаивали и переубеждали как маленького ребенка? Если первое, то ты жалок, если второе, то идем в постель, и я буду менять твое отношение к миру, пока ты не ринешься в бой с пламенным сердцем и холодным разумом. Хочешь?
Я закрыл глаза, будто стыдясь смотреть на нее, а она обжигала своей щекой мою ладонь, тани, которая знает, кто я и чего хочу, лучше меня. В жизни и в постели.
– Мне кажется, как бы безумно
– Звучит как бред безумного проповедника из Края.
– Да.
– Но знаешь что, Бри, чем безумнее проповедник, тем страшнее его бред, а если проповедник не так уж и безумен, то наступает время бояться. Ты не безумен, Бри. Значит, у твоих выводов есть основания. Значит, грядет время страха.
Она умолкла надолго.
– Это хорошее вино.
– Ты знал, что каждый смотрит на мир по-своему?
– Правда?
– Да. Каждый тэнкрис, человек, люпс, все смотрят на мир по-своему. Ты знаешь, что каждый видит цвета по-своему? Но их нельзя описать, и все смотрят на один и тот же цвет, видят его, узнают, одинаково называют, но каждый видит его по-своему.
– И лишь ты одна во вселенной знаешь разницу. Ты удивительна, Ким.
– Мне нравится смотреть на себя твоими глазами. Ты видишь меня красивой, такой, какой я сама себя не вижу.
Ее щека греет мою ладонь. Мне кажется, что я прикасаюсь к раскаленной печи, но почему-то это приятно.
– Ты и сейчас это делаешь?
– Да. В твоих глазах я так красива…
– Не могу представить, кто может не видеть твоей красоты.
– Бри, идем. Я задвину шторы и раздену тебя.
– Почему ты постоянно это делаешь?
– Раздевать мужчин забавно. Таков мой ритуал. А какой у тебя ритуал?
– Никакого.
Это неправда. Мой ритуал – быть за спиной, прятаться от ее взгляда, чтобы она не смотрела мне в глаза, ведь всякий, кто смотрит мне в глаза, становится моим врагом.
Позже, когда любовная лихорадка спала и захотелось говорить, мы говорили. Ким рассказала мне, как утром прошлого дня, когда «Розовый бутон» уже закрылся, к воротам подъехал стимер, едва не врезавшись в кованые створки. За рулем сидел Инчиваль, на которого страшно было смотреть. Его перенесли внутрь, обеспечили уход, а стимер надежно спрятали. Ким решила, что если за таном л’Файенфасом кто-то гнался, то не стоит оставлять ему лишних наводок. Конечно же Ким не пожелала сообщать никому о произошедшем, даже мне, хотя знала, что я буду искать друга. Она правильно рассудила, что первым делом я сам приду к ней, а посыльного всегда могут перехватить. Поэтому никто не смог найти угнанный стимер господина Грачека. Еще Ким отдала мне сумку, которая была на пассажирском сиденье. По ее словам, никто так и не смог открыть застежку, а самому пострадавшему сумка ни к чему.
Уходя, я еще раз зашел к Инчивалю. Меня все еще терзали
– Муки совести терзают вас, тан л’Мориа? – спросил старик, продолжая медленно раскачиваться в кресле.
– Думаете, мэтр?
– Не обязательно быть вами, чтобы видеть чужие чувства, митан. Достаточно быть очень старым. Уверены, что в бедах ваших близких виновны вы?
– Чушь. Мои близкие могут катиться в Темноту. Большинству из них я сам придам ускорение хорошим пинком.
– Большинству. Но если есть большинство, то есть и меньшинство, и чем оно меньше, тем оно ценнее. Рано или поздно понимаешь, что можешь остаться в мире, в котором никому не нужен. И тогда, будь их хоть сотня, хоть тысяча, людей, которые вам дороги, все равно будет слишком мало. И тогда становится страшно.
Посмотрев на Инча, я вытянул из кармана плаща сверток с осколком камня Акара.
– Мэтр, я могу попросить вас о небольшой услуге?
– Зависит от того, насколько эта услуга будет затруднительна и сколько вы мне за нее заплатите.
– Затруднительность услуги определите сами. Как и цену. Вот сверток. Возьмите его в руки и скажите, что ощущаете.
– И все? – Маг с подозрением посмотрел на сверток. – Сами-то вы что чувствуете?
– Ничего. Я намеревался отдать это на изучение Инчивалю, но сейчас у него более насущные проблемы. Так как, беретесь?
Оркрист протянул руку, и я положил в нее сверток. Спустя короткий миг мой дар упал на пол, а маг отдернул руку, будто от раскаленного металла.
– Ни за какие деньги мира я больше не возьму эту штуку в руки, – прошептал он яростно, буравя меня бешеным взглядом.
– Что вы почувствовали?
– Убирайтесь!
– Что вы почувствовали?
– Ничего! Я ничего не почувствовал, я перестал чувствовать!
– Магию?
Маг, пышущий гневом, вдруг словно бы потерял силы, развалился в кресле, разбитый старческой немощью.
– Даже на один момент… это было страшно. А я-то, дурень, решил, что ничто в этом мире меня уже не напугает. Нет, митан, если подыхать, то подыхать магом, а не каким-то бессильным старым слизняком. Уходите, прошу.
– Себастина, забери.
Мы покинули «Розовый бутон».
Вернувшись домой, я зарылся в самые новые отчеты по слежке и, постоянно теребя застежку на сумке Инчиваля, начал впитывать информацию. Я провел с Ким весь день и на этот момент не спал уже больше суток. Не такое уж большое напряжение для тэнкриса, если только не приходится постоянно метаться из одного конца столицы в другой, пытать людей, искать пропавшего друга и оказываться причиной народных восстаний. Ответом всем невзгодам стали ударные дозы кофе.