Дети света

Лейна Шак

Протряслись весь день, прежде чем на закате прокопченный, покрытый оранжевой пылью с головы до ног и ни на секунду не сомкнувший от жары глаз Герд увидел впереди лагерь. Старый, ржавый, неизвестно как и откуда взявшийся гараж стоял прямо посреди вытоптанного поля. Возле него были припаркованы три пикапа – братья-близнецы того, на котором сейчас подъезжал к лагерю Герд. Чуть поодаль были разбиты две большие военные палатки, между которыми сновали несколько человек. Все они были вооружены и одеты в одинаковую желто-коричневую форму. Оба проводника Герда и тот

мужчина, что сменил его спутницу на посту, были одеты по-разному, но все в серо-зеленой гамме. «Видимо, в маскировочных целях», – заключил про себя Герд.

Их пикап припарковался возле других. Все стали лениво из него выгружаться, но только женщина-проводник направилась непосредственно к гаражу и скрылась внутри, прочие же разбрелись кто куда. Герд со Стартой остались ждать снаружи. Некоторые из повстанцев, проходя мимо Герда, останавливались и разглядывали его. Молча, без особого интереса, но и без видимой неприязни, скорее, просто равнодушно и как-то устало. Потом продолжали идти по своим делам. Казалось, что все их чувства поблекли, выгорели на безжалостном солнце, так же, как и их черты лица, так же, как и земля вокруг.

Наконец проводница вернулась и кивнула Герду на гараж за своей спиной.

– Заходи, – она широко зевнула, – только собаку пока оставь здесь.

Герд отправил Старту в тень, а сам шагнул за скрипучую железную дверь.

Внутри гаража было темно и еще жарче, чем снаружи. Раскаленный солнцем за день в железном коробе воздух чуть не сшиб Герда с ног. Пошатываясь, он сделал несколько шагов навстречу тусклому, брезжащему откуда-то спереди свету. Гулко раздались его шаги – звук рикошетом отскакивал от пола и стен.

Источником света служила лампочка, свисавшая на тонком проводе с потолка, под которой за столом сидел толстяк, уткнувшись в бумаги. Как он ухитрялся что-либо читать, а потом еще и писать при таком слабом освещении, Герд не понимал. В мокрой насквозь рубашке и в кителе, толстяк немилосердно вонял на весь и без того душный гараж.

Герд остановился напротив стола, загораживая собою свет, но толстяк даже не поднял на него глаз. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем он, так и не удостоив вошедшего взглядом, гавкнул:

– Садись.

Герд опустился на стул.

– Имя?

– Герд.

– Откуда прибыл?

– Из Бабила.

– Фамилия, стало быть, тоже имеется? – Толстяк извлек откуда-то замызганный листок бумаги, послюнявил огрызок карандаша и начал царапать им по нему.

– Имеется, – был ему ответ.

– Ну и какая же? – рявкнул толстяк, злобно зыркнув на Герда.

– Вайра.

– Полное количество лет?

– Пятнадцать.

– Из какого населенного пункта поступил?

Герд помедлил, прикидывая, что лучше ответить.

– Из Цивилы.

И тут его в первый раз удостоили хоть сколько-нибудь продолжительным взглядом. Толстяк даже прищурился, внимательно разглядывая его, и после недолгого молчания продолжил:

– Состояние здоровья?

– Удовлетворительное. – Герд практически выплюнул это слово толстяку в лицо, такая

внутри него вскипела злость. Он совершенно не так представлял себе Противостояние и свое вступление в его ряды.

Но тот никак не отреагировал на выпад и больше ничего не спрашивал, продолжая марать бумагу своими сальными пальцами. Герд просидел еще несколько минут, ожидая, не испепелит ли он ненавистного крючкотвора взглядом, а затем бессильно отвел глаза.

И тут в гараж стали забегать повстанцы. Они в суматохе что-то хватали с расставленных вдоль стен лавок, что-то на них бросали, сталкивались друг с другом, приглушенно ругались и выбегали обратно. Один из них подскочил к столу, бесцеремонно швырнул под нос толстяку какую-то записку прямо поверх бумаг, которые тот заполнял, и с воплем «мы в рейд» выскочил вслед за остальными. Толстяк выругался и смахнул записку в сторону. В гараже снова воцарилась тишина, только снаружи раздавались звуки отъезжающих машин.

Герд не выдержал:

– Сколько мне еще ждать?

– Сколько нужно, столько и ждать, – был ему ответ.

– Я могу идти? – Герд яростно сжал кулаки.

– Нечего по лагерю шататься.

– У меня там собака осталась, дайте хоть ее пристроить!

Толстяк не то крякнул, не то хмыкнул, но больше ничего не сказал. Герд почел это за согласие и выскочил вон.

Старта ждала его там же, где он ее и оставил. При виде Герда она едва приподняла морду и слабо повиляла хвостом. Перед ней на земле виднелся засохший сгусток чего-то желтого, а на пасти – пузырьки пены.

– Ее вырвало желчью, – лениво пояснил эту картину дежуривший неподалеку сопротивленец.

Герд с силой вцепился зубами в нижнюю губу, подавляя рычание.

– Где мне раздобыть какую-нибудь миску или плошку? – процедил он.

– На кухне. – Караульный, на вид паренек не многим старше Герда, тощий, желтушный, как после болезни, махнул в сторону одной из палаток.

Через минуту Герд вернулся с миской и напоил обессилевшую овчарку водой. Напившись, она тут же заснула, тревожно подергиваясь и поскуливая. Герд вздохнул. Стремительно темнело.

Он вернулся обратно в гараж и уселся на тот же самый стул напротив толстяка. Удобнее было бы лечь на одну из лавок, но страх, что тогда о нем окончательно забудут, взял верх. Так Герд хотя бы мог мозолить болвану глаза, глядишь, тот быстрее бы его и пристроил. Как только он сел, толстяк булькнул, но вслух недовольства не высказал.

Томительно потянулись часы. Герд не знал, что его убивало сильнее: холод – теперь температура стремительно падала, заставляя зубы отбивать сумасшедшую неконтролируемую дробь; голод – толстяк несколько раз покидал свой пост, а когда возвращался, от него пахло чем-то съестным и кислым, Герду же он ужинать не предлагал; усталость – пошли вторые сутки без сна; или отчаянность его положения в целом. Сначала он еще злился, что придавало сил, но постепенно всякие силы его окончательно покинули, оставив после себя только пульсирующую по венам боль, тяжесть во всем теле и пустоту в груди.