Дети вампира
Шрифт:
– Дура! – с нескрываемой злобой крикнул он женщине. – Напыщенная, безмозглая шлюха! Ты привезла мне не того человека!
И женщина, и Аркадий, и даже я, невзирая на свое горе, – мы все невольно вскрикнули, услышав эти слова. Я не понял смысла этих слов; я вообще ничего не понимал. Почему Влад убил не меня, а Стефана? Почему сейчас, протянув ко мне руку, он говорит какие-то странные слова?
Глаза Влада вновь стали изумрудными. Бархатным, нежнейшим голосом он произнес:
– Стефан, дитя мое, здесь ты родился, и судьбой тебе было предначертано сюда вернуться. Подойди же ко мне...
Глава 15
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Тело моего брата остывало. Рот полуоткрылся, глаза подернулись пеленой, и в них уже не было ни любви, ни страдания. Взбешенный глумливыми словами Влада, я поднял голову и посмотрел на чудовище, убившее одного из самых близких мне на свете людей.
Но почему, почему Влад назвал меня его именем? Или он решил поиздеваться надо мной?
– Меня зовут Абрахам, – сказал я, нарушив запрет Аркадия.
Если бы Аркадий мог, он встряхнул бы меня за плечи. Но невидимая преграда, созданная распятием, не пускала его, и он мог только сердито крикнуть:
– Я же предупреждал: не говорите с ним!
По своей глупости я решил, будто ненависть служит достаточной защитой от магнетических зеленых глаз Влада. Я был слишком переполнен горем, чтобы выкрикивать ему в лицо гневные проклятия. Да и что они для вампира? Моим единственным оружием был взгляд. Я глядел на Влада так, словно мои глаза могли пронзить его ответным смертельным ударом.
Но на мою ненависть он ответил все тем же нежным, бархатным голосом, призывно протянув ко мне руку:
– Нет, мой дорогой внук, при рождении тебя назвали Стефаном. А имя, которое ты привык считать своим, мать дала тебе, когда взяла в дом приемного сына. Взяла с жестокой, отвратительной целью отнять у тебя первородство и обмануть всех нас. Как вижу, она сумела обмануть даже твоего отца.
Аркадий умолял меня молчать, но его голос звучал откуда-то издалека и совсем тихо. Я глотнул воздуха и спросил:
– Откуда... откуда вам все это известно?
– Кровь, дитя мое, никогда не лжет. А я попробовал его крови. Твоя мать решила схитрить и обмануть нас обоих. Она так и не осмелилась сказать правду этому лже-Стефану. Несколько дней назад она еще сильнее затуманила ему мозги своими глупыми наставлениями. Видишь, что написано на этих ступенях? "Justus et pius". Да, дитя мое, я жесток, но только к тем, кто нарушает договор. И наказание за предательство всегда одно – смерть.
Перечитывая написанное, я ощущаю в словах Влада то, что увидел бы любой врач: манию величия, исключительное любование собственной персоной и полное равнодушие к человеку, которого он убил. Но когда эти слова лились из его уст, они казались мне вполне логичными. Более того, в его звучном, красивом голосе я ощущал искреннюю любовь. Влад пленил меня своим взглядом, и я почувствовал, что меня снова затягивает в темный, чувственный водоворот. Схожие ощущения я испытывал тогда, в поезде, когда Аркадий едва не лишил меня жизни. Где-то далеко остался страх, желание отомстить и выбраться из этой пропасти. Состояние эйфории было намного сильнее. Я погрузился в него, всем существом предвкушая обещанные запретные наслаждения. Возможно, нечто подобное испытывают курильщики опиума, и это заставляет их вновь искать встречи с коварным зельем. Куда-то исчезло горе; я был вполне счастлив и испытывал удивительную, неземную радость. Почему бы мне не остаться здесь, в замке? Зло восторжествовало, но считать ли это своим поражением? Усилия Влада оказались не напрасны; он жесток, но справедлив и никогда не причинит мне вреда. Меня окружат
Я встал, совсем забыв, что у меня на брюках даже еще не подсохла кровь Стефана, а рукав рубашки, жилет и плащ насквозь пропитаны моей собственной. Равнодушный к призывам Аркадия, звучавшим у меня в ушах и в мозгу, я шагнул в направлении трона. Правой рукой я сорвал с шеи распятие. Крест раскачивался на цепочке. Оставалось лишь разжать пальцы. Я чувствовал себя девственницей, готовой уступить соблазнителю и на мгновение остановившейся у последней черты, откуда еще можно повернуть назад. Крест оставался единственной преградой, за которой меня терпеливо ждал Влад, удивленный и завороженный таким поворотом событий.
Ничто не могло пробиться сквозь мою блаженную дремоту, помешать мне отшвырнуть крест и послушно застыть перед троном: ни крики Аркадия, ни то, что он в отчаянии встал на моем пути, ни даже труп несчастного Стефана. Ничто, кроме до боли знакомого голоса. В соседнем помещении захныкал мой сын. Вскоре оттуда появилась Жужанна с моим ангелочком на руках.
Она остановилась на пороге. Увидев меня, малыш – мое сокровище – весь просиял. Ян был цел и невредим. Хныканье оказалось обычным капризом здорового ребенка. На его круглых щечках играл свежий румянец. Только сейчас я понял, насколько сильно тосковал по моему маленькому сыну. Появление Яна вывело меня из ступора – ко мне вернулась и душевная, и телесная боль, но теперь им противостояла ошеломляющая радость.
Зажав крест в ладони, я протянул руки к малышу и позвал его по имени. Ян звонко засмеялся (каким бальзамом пролился его смех на мое истерзанное сердце!) и тоже потянулся ко мне.
– Папа! Папа! Летать! Летать! – закричал он.
Я кинулся было к нему, но Аркадий вновь оказался у меня на пути. Его лицо пылало диким гневом, совсем как у Влада. Однако ярость его была направлена не на меня, а на прекрасную вампиршу.
– Жужанна! Как ты могла столь мерзостно предать меня? Ты, моя родная сестра?
Я не понимал, почему Аркадий не пускает меня к сыну. Я несколько раз пытался его обойти, но он снова и снова оказывался передо мной. При этом он еще успевал осыпать упреками свою сестру:
– Почему ты предала меня? Каким же бессердечным чудовищем ты стала, Жужа, если способна на такое! Да ты и в самом деле просто его шлюха, готовая выполнять любые приказы своего повелителя!
Мой малыш сумел выскользнуть из рук Жужанны и упал на пол. Обычно такие падения заканчивались громким ревом, но сейчас Ян молча и с каким-то недетским проворством вскочил на ноги.
Лицо Жужанны покраснело от гнева, по ее щекам потекли крупные злые слезы. Я ожидал, что она накинется на брата. Но нет, Жужанна предпочитала бить словами.
– А в кого превратился ты, Каша? – с неистовством прошипела она, превращая каждое слово в удар хлыста. – Уж не хочешь ли ты сказать, что все эти годы оставался благородным и незапятнанным? Скольких убил ты, корча из себя мученика и лелея мечту об отмщении? Только ли ради спасения сына ты продлевал свое существование, высасывая их кровь? Или тебя тоже притягивает и возбуждает странная жизнь, на которую мы обречены?Если нет, тогда что мешает тебе отправиться в ад и наслаждаться вечными муками?