Дети водяного. Последнее чудовище
Шрифт:
— Мы его убили! Убили Кракена! Теперь сокровища наши! — во всю мочь закричал он людям, которые в ожидании стояли на палубе. Нильс едва не прыгнул в воду, Ингеборг от радости залилась слезами. Матросы захохотали, они не поверили, что трое водяных так быстро расправились со страшным чудищем.
Откуда ни возьмись явилось десятка два дельфинов, они непременно хотели услышать от победителей, как было дело.
Но с рассказами пришлось повременить — предстояла работа. Когда дети Ванимена немного отдохнули, капитан сбросил с палубы длинный белый трос, к концу которого были привязаны крюк и мешок. Захватив трос, сестра и братья снова скрылись
Рыба-трупоед, которую Кракен когда-то поленился поймать, уже объедала мясо с его щупалец.
— Давайте сделаем работу как можно быстрей, чтобы не задерживаться здесь надолго, — предложил Тоно.
Эяна и Кеннин тоже были далеко не в восторге, оттого что пришлось плавать среди разлагающейся падали. Они пошли на это ради сестры Ирии, которую люди прозвали Маргретой.
Снова и снова наполняли они мешок перстнями, ожерельями, монетами, блюдами, кубками и золотыми слитками, снова и снова подвешивали на крюк то золотой канделябр, то статую божества, драгоценный ларец или шкатулку. У ловцов жемчуга и других ныряльщиков принято подавать знак корабельной команде, дергая условное число раз за веревку, но здесь, на огромной глубине, применить этот способ было невозможно, поэтому матросы просто каждые полчаса вытягивали из воды трос, к которому был привязан наполненный драгоценностями мешок. Фонарики пригодились, необходимо было светить: в глубине моря уже успокоилось, но на поверхности волнение все еще не утихло, «Хернинг» дрейфовал, и когда матросы бросали за борт канат с опорожненным мешком, он всякий раз опускался на дно в новом месте. Пока на корабле разгружали мешок, трое на дне занимались поиском новых сокровищ или отдыхали и подкреплялись сыром и треской, которые Ингеборг положила для них в пустой мешок.
Наконец Тоно устало сказал:
— Мы рассчитали, что для нашей цели будет достаточно нескольких сотен фунтов золота. Клянусь, мы отправили на корабль гораздо больше. Жадность не доводит до добра. По-моему, пора подняться наверх.
— Давно пора. — Эяна прищурилась, вглядываясь в густой мрак, со всех сторон окружавший тусклое пятно света от фонариков, поежилась и крепче прижалась к плечу брата. Тоно не помнил, чтобы когда-нибудь ему случалось видеть сестру такой оробевшей.
Зато Кеннину чувство робости было не знакомо. Он только посмеивался:
— Кажется, я начинаю понимать, почему людям так нравится разбойничать и грабить. Это занятие затягивает не меньше, чем пиво или женщины. По-моему, грабить можно целую вечность, и не надоест.
— Ничего нельзя делать целую вечность, — заметил старший брат со свойственной ему философичностью.
— Ну как же! Разве это не вечность, если у тебя есть что-нибудь такое, чего хватит на всю жизнь и еще останется? Золото, пиво, женщины…
— Пускай себе, он же еще дитя, — шепнула Тоно сестра. — Весь мир Творения открыт перед ним.
— Я тоже не старик, — возразил Тоно, — но… почему-то, тролль его знает почему, я все чувствую так же, как люди.
Они сняли с рук браслеты с фонариками, положили их сверху в наполненный сокровищами мешок и, отпустив его, быстро, быстрее, чем следовало, чтобы поберечь себя, поплыли наверх. На прощанье Тоно помахал рукой скрывшемуся во тьме Аверорну.
— Спи спокойно, пусть ничто не нарушает твой покой до скончания века.
Из холодной, темной и безжизненной пучины они поднялись на свет, затем вынырнули на воздух. Солнце клонилось к западу и стояло уже совсем низко над горизонтом. Небо
Увидев троих из Лири, дельфины принялись наперебой расспрашивать их о битве с чудовищем, но победители слишком устали и пообещали удовлетворить любопытство дельфинов в другой раз, хотя бы завтра. Затем они выдохнули воду, наполнили легкие воздухом и поплыли к кораблю.
Никто, кроме капитана, не встречал их у бортового ограждения. Все матросы стояли возле мачты.
Первым на борт взобрался Тоно. С него струилась вода, он слегка дрожал из-за резкой смены температур: в воде было тепло по сравнению с воздухом, который уже стал по-ночному свежим. Тоно огляделся вокруг. В руках у Ранильда был арбалет, матросы выставили вперед копья. Но ведь Кракен мертв. Какой опасности ожидают эти люди? И где Ингеборг? Где Нильс?
— Гм, гм… Ну как? Довольны? — проворчал Ранильд себе в бороду.
— Мы трудились ради сестры и ради приумножения твоих богатств, — ответил Тоно. Все тело у него ломило, болела голова, он ощущал озноб и легкую тошноту. В висках стучало, глаза опять застилал туман. Тоно подумал, что надо бы отпраздновать победу, сложить песнь об их битве с аверорнским Кракеном — нет, только не сейчас, с празднованием можно повременить, сейчас нужно одно: спать, скорее лечь спать.
Эяна поднялась на палубу и позвала:
— Нильс!
И тут в воздухе просвистел нож.
— Предательство? Уже? Так скоро? — Она обернулась к мачте, где стояли шестеро матросов.
— Убить их! — проревел Ранильд.
В этот момент Кеннин как раз вскарабкался на борт по веревочному трапу, но еще не перемахнул через релинг. Матросы бросились выполнять приказ капитана, и тогда Кеннин прыгнул на палубу. Никто из матросов не мог тягаться с ним в проворстве и ловкости, опережая врагов, Кеннин кинулся прямо к Ранильду. Багровый закат на мгновенье озарил Кеннина кровавым светом.
Ранильд поднял арбалет и выстрелил. Стрела пронзила сердце. Кеннин упал как подкошенный. На доски палубы полилась кровь.
Смерть брата словно обожгла Тоно — ведь Ингеборг предупреждала его о предательстве команды, но Ранильд оказался коварней, чем она думала. Наверняка он сговорился с матросами где-нибудь в укромном углу, в трюме, когда Ингеборг не могла их услышать. После того как сокровища были подняты на корабль, капитан приказал схватить Нильса и Ингеборг. Неужели они убиты? Нет, если бы их убили, остались бы следы, пятна крови на палубе. Очевидно, их связали и, заткнув им рты, бросили в трюм, когда ни о чем не подозревавшие друзья были в море.
Сообразительность Эяны и отчаянная храбрость Кеннина разрушили план капитана. Матросы, потрясенные убийством Кеннина, больше не нападали, их воинственность и злобная ярость вдруг исчезли. Но Эяне и Тоно нельзя было оставаться на корабле. Они бросились в море. Вслед полетело два или три копья. Ранильд перегнулся через релинг и навис над бортом черной глыбой на фоне багрового заката. Над морем гулко прокатился издевательский хохот капитана:
— Держите! Отдайте акулам, может, откупитесь, сожрут вместо вас!