Дети восьмидесятых

Рябцева Светлана Леонидовна

Бывает, что дети делают что-то на первый взгляд дурное либо бессмысленное. Но если присмотреться повнимательнее, то можно увидеть, что смысл есть, и глубокий: опытно-экспериментальное постижение мира. Ребёнок пытается найти ответ на какой-то вопрос. Почему бумажка падает медленно, а камушек быстро? Почему пустая мыльница плавает, а полная тонет? Почему вода в весеннем ручье течёт прямо, прямо, а потом вдруг завихряется? Он повторяет много раз одно и то же действие, он может промочить ноги, бродя по ручьям, но всё это — на пользу. Он мыслит, он растёт и умнеет.

Но бывает и другое — бездумное импульсивное действие. Один отрывает кусочки страниц учебника и жуёт, другой откусывает резинку

и кидает в третьего. И третий занят: размазывает пасту, добытую из шариковой ручки, по парте. Четвёртый развлекается дома: прыгает на пустые пакеты из-под кефира. Остатки кефира брызжут во все стороны, на пол, одежду, мебель, стены. Его ругает бабушка — хороший повод с ней поскандалить. Все эти действия я называю идиотизмом, это глупость, бессмыслица без цели и без вопроса «зачем?». Как правило, это образ действий невоспитанных детей, которые растут сами, как умеют, что называется, без руля и без ветрил. И это излечимо в начальной школе. Дальше — не знаю. С возрастом склонность к идиотизму, мне кажется, не проходит, напротив, прогрессирует. И тогда работники милиции говорят уже о безмотивных преступлениях.

— За что били?

— Не знаю… Все били, и я бил… Не думал…

Стреляют из рогаток камнями по стеклам электричек.

— Зачем стрелял?

— Не знаю…

Молодой рабочий кидает горящую спичку в товарища. У того одежда в мазуте, загорается. В тяжёлом состоянии он попадает в больницу.

— Зачем бросил спичку?

— Не знаю… Хотел пошутить… Не думал…

В том-то и дело: не думал зачем, не думал, что из этого получится.

В классе делаем прививки от бездумья постоянно. Любое подобное действие или высмеиваем, или резко осуждаем, смотря каков процент идиотизма и какова степень вредности для окружающих.

Алёша сидит и корчит рожи (это было ещё в I классе, а значит, очень-очень давно и не считается). Я восхищена:

— Алексей, какое у тебя умное лицо! Ой, где у нас зеркало? Хочу, чтобы и ты мог полюбоваться!

Он смущенно улыбается. Значит, поднялся на ступеньку выше, подумал, понял, что глупо: «Что же Это я такое делаю?»

Таня в I классе любила покуролесить. Беседуем с мамой.

— Что с Татьяной делать — ума не приложу, — огорчается она. — Да, успехов что-то не видать, неприятностей куча, наша Таня — ни с места.

— Только не ругайте её, это не поможет, не тот случай. Многое она вытворяет от незнания и неумения. Вы скажите ей примерно так: «Сегодня С.Л. хвалила многих ребят. И тебя тоже. За то, что лучше всех на парте лежишь и ногами стучишь».

— И всё? — смеётся мама.

— Да. И больше ничего. Причём скажите спокойным, деловым тоном, без раздражения и без иронии в голосе. Между прочим. И сразу отойдите. Пусть побудет одна, поразмыслит. Она девочка умная — поймёт.

Помогло, Таня поняла: хвалят по-настоящему за действие полезное, имеющее смысл, цель. Например, хорошо человек пишет, правильно и быстро решает задачи, помогает товарищам, да мало ли похвальных дел существует! А тут похвалили за бессмыслицу: ну что значит — «хорошо стучит ногами»?!

Наконец-то позволяем себе роскошь подвести некоторые итоги соревнования. Нет, не традиционного, между звездочками или звеньями. Мы благополучно прожили три года без такого соревнования, оно часто выливается в разгул безнравственности. Не знаю почему, но это так. Дети, когда не могут догнать соперников, пытаются их удержать, и благородная цель соревнования превращается в свою противоположность. Я тоже не могу ни с кем соревноваться и, если наседают, требуют, тогда прошу зарезервировать для меня последнее место, на которое я согласна заранее, и дать возможность и дальше спокойно работать. Сама мысль о смещении мотива деятельности

в сторону получения энного места и борьбы за первое уже вызывает отрицательные эмоции и даже оскорбляет: работать из-за первого места! Да и как, в чём могут соревноваться учителя? Опять в оформлении стендов и писании отчетов?

Ребята соревновались сами с собой: был — стал. Их радует собственный рост и рост товарищей. Вспоминаем прошлое, гордимся настоящим — недолго! — и опять недовольны: можно ещё лучше.

А какие вопросы задают!

Паша:

— Почему день рождения в разные годы приходится на разные дни недели?

Молодец! Похвалила, но отвечать не стала: знаний у него достаточно, требуется изменение структуры, качественное преобразование.

— Подумай вместе с ребятами.

Наташа Л.:

— Мы с Инной очень хотим стать учёными. И вот нам интересно узнать, почему говорят иногда: «Ты какой-то дикий, первобытный, некультурный». Но если бы раньше люди были некультурными, то тогда и мы были бы такими же? Ведь мы учимся культуре у предыдущих людей.

Это уже диалектическое мышление.

Инна:

— Почему есть ненастоящие учёные? Вроде называется учёным, а сам ничем не интересуется, ничего нового не открывает?

Ого! Откуда такой вопрос? Отвечаю по мере сил.

Проецируем в будущее самих себя, свои достоинства и недостатки. Строим прогнозы… Иногда и шутливые.

— Один мальчик собирается стать офицером. Мальчик хороший, но есть у него недостаток — любит по утрам поваляться в тёплой постельке. И нельзя сказать, что очень уж рвётся зарядку делать. Станет он офицером, будет служить на границе. Вдруг тревога, все на ногах, а он, по старой привычке, — под одеялом. Его будят: вставай, тревога, а он: ах, товарищи, знаете ли, очень уж неохота! Подушка мягкая — не могу! Вы там как-нибудь сами, без меня! И на другой бочок. Или девочку знаю: на уроках труда всё пытается организовать за своей партой тяп-ляп-производство. И в тетрадке калякает как попало. Лет этак через десять приду стричься в парикмахерскую, захочу прическу красивую сделать у мастера. Сяду в кресло — батюшки! — та самая девочка, которая тяп-ляпы мне сдавала. Я бежать! Лучше лохматой ходить или найти другого мастера, умелого.

Рассказываю и о том, что происходит вокруг, комментирую случаи из жизни.

Вдруг разболелась, опухла у меня рука (дети видели). Обратилась к хирургу. Очереди нет, врачу торопиться некуда, он сидит, книгу читает. Недовольно потыкал пальчиком, удивился, что сустав не болит, заявил, что сустав должен, просто обязан болеть при артрите.

— А если не болит, то какой вывод можно сделать? — спрашиваю ребят.

— Значит, это не артрит, а что-то другое.

— Умницы. А вот врач думать не захотел, написал «артрит», выписал рецепт. (Оказалось, то лекарство мне ни в коем случае нельзя было принимать.) И опять за книжку. Я спрашиваю, не повредит ли лекарство, а он раздраженно: «Делайте, что врач говорит!»

Гарик комментирует с бесподобной иронией:

— Конечно, человек сидит на работе, размышляет о чем-то возвышенном, что вычитал в книжке, а тут вы с какой-то там рукой. Отвлекаете…

К счастью, через несколько дней я попала к другому хирургу. Он внимательно исследовал руку, задал точные вопросы, подумал и поставил правильный диагноз. Быстро вылечил. А теперь расскажите: какими вы представляете этих врачей в детстве? Как они учились, какими были людьми?

Вот так и растём.

Хорошо в классе. Хоть с работы не уходи. И ребята очень неохотно уходят после занятий, иной раз чуть ли не выносить приходится, и «уход домой» превращается в весёлую игру-импровизацию: одела, проводила, ручкой помахала вслед — глядишь, а они опять тут как тут!