Дети зимы

Флеминг Лия

Ник, ее единственный сын, выдержал все до конца. Никакая компенсация не покроет потерю его племенных баранов и овец, ведь он всю жизнь трудился над их селекцией. Теперь зеленые поля вокруг фермы пустуют; корма есть, но давать их некому. Наступившая тишина давила на нее, а сердце разрывалось от горя. Атака террористов на Башни-близнецы и все связанные с этим страдания лишь усугубили мрачную атмосферу этой осени.

Нора вздохнула, понимая, что лучше уж вернуться в мыслях к более счастливым временам, когда с приготовления начинки для пирога начиналась ежегодная подготовка к Рождеству: покупка почтовых открыток,

разделка заколотой свиньи, куда непременно приглашались соседи. Все старинные ритуалы фермерского быта неукоснительно соблюдались. Но что будет теперь? Как им жить? Ник был совершенно раздавлен, но он не понимал, что теперь у него нет будущего. Она твердила ему об этом, а он злился и уходил на свою половину дома, не желая слушать ее здравые аргументы.

Так зачем же я взялась за нож и рублю яблоки? Зачем измельчаю специи: корицу, имбирный корень, мускатный орех? – размышляла она, вытирая глаза. Но в душе понимала, что ее инстинктивно тянет к чему-то старинному, женскому, что этот осенний ритуал хоть чуточку успокаивает ее расшатанные нервы.

Что за ерунда, усмехнулась она, удивляясь собственной сентиментальности. Я взялась за начинку, потому что мне больше нечем заняться в это унылое утро.

Жизнь продолжается, и эти привычные хлопоты отвлекут ее от мыслей о сегодняшних похоронах. Да, молодой мужик утратил всякую надежду на будущее и свел счеты с жизнью…

После карантина Ник тоже стал похож на нитку без узелка. Он читал в компьютере информацию Министерства окружающей среды, продовольствия и сельского хозяйства, замазывал трещины в каменной ограде, которой были обнесены выпасы, перебирал бумажки, обещающие компенсацию, и ждал, когда закончится вся эта дребедень и он начнет восстанавливать поголовье. Вот так он жил полгода, в отчаянии и одиночестве, да теперь еще его дружок Джим покончил с собой, когда все самое страшное осталось позади. Вообще непонятно, почему он это сделал. И так несправедливо по отношению к его жене и детям. Но кто сказал, что жизнь справедлива?

Что ж, надо выкручиваться с тем, что имеешь. Куда денешься? Она натянула пальто, нахлобучила на голову берет и без всякого удовольствия глянула в зеркало. Ты выглядишь на все девяносто, девушка, вздохнула она; вон какие морщины глубокие, да и лицо обветренное. Ее деревенский румянец давным-давно сошел на нет. Впрочем, зеркало никогда ей не льстило. Слишком крупные черты лица, слишком острый подбородок; усталые голубые глаза, похожие скорее на льдинки, чем на васильки, а под ними лежали темные тени от бессонных ночей.

Сейчас ей хотелось лишь покоя и еще раз покоя. Конечно, компенсационный пакет избавит их от тяжелой нужды. Я отбыла свой срок на этих бесприютных северных холмах, я исхлестана ветрами и непогодой, вся моя жизнь – сплошные разочарования. Лишь смена времен года несла с собой какое-то разнообразие, но сейчас и время слетело с катушек. Впереди уже не будет ни посева и жатвы, ни приплода ягнят, никакой награды за тяжелый фермерский труд. Впереди только смерть и разрушение, да еще соблазнительный денежный чек. Ленора Сноуден не видела будущего для фермы Уинтергилл-Хаус. Пора брать деньги и уматывать отсюда.

Телефон зазвонил снова; неожиданное известие заставило ее бежать на дальние поля на поиски Ника. Он где-то там, избегает ее. Наконец-то пришла хоть какая-то хорошая новость.

Возможно, это знак надежды, тот самый поворотный момент, в котором они так нуждаются.

* * *

На дальнем поле, возле рощицы, Николас Сноуден яростно обрубал ветки с поваленного ветром ясеня; внутри его бурлила злость. Он понимал, что бензопилой сделал бы эту работу за считаные минуты, но сейчас был день топора. Ему требовалась физическая нагрузка, нужно было потратить как можно больше сил на этот могучий ствол, чтобы отвлечь свои мысли от предстоящих похорон.

Пора ему хоть немного успокоиться. Карантин скоро закончится. Он уже все распланировал, как подготовит поля и купит ярок. Но на сердце лежала свинцовая тяжесть, а на душе было муторно.

Он выпрямился и вытер пот с нахмуренного лба, поглядел вниз, на зеленую долину, на пятна серых скал. Там не было ни одного белого пятнышка. На церковном дворе кричали грачи, кроншнепы давно улетели, стая дроздов что-то клевала на лугу, где Ник обычно держал своих племенных баранов. При мысли о них он едва не заплакал. Ведь это были не просто бараны, это была его гордость, результат многолетней селекции.

Как доверчиво они шли за мешком с кормом, когда он вел их на смерть. Его овцы испугались чужих людей и защищали своих ягнят. В тот ужасный день, когда все сидели дома и смотрели финал кубка УЕФА, он стоял с забойщиками до конца, пытаясь успокоить панику в стаде, и казался сам себе подлецом и предателем.

Для забойщиков скота это была привычная работа, но молодая девчонка, ветеринар, видно, новенькая, побледнела, когда делала смертельные уколы ягнятам. Овцы блеяли в панике, рвались к детям, казалось, они рыдали. Вот так, постепенно, было уничтожено все стадо. Наступила тишина. Лишь из кабины фургона слышались звуки радио – водитель пытался узнать счет финального матча.

Он смотрел на все и рыдал, не стыдясь своих слез; все, над чем он трудился годами, лежало теперь перед ним безжизненной грудой. Потом чернорабочие забрасывали туши овец в фургон, словно мешки шерсти. Смотреть на это было невыносимо, но он выстоял все до конца. Ведь это было его стадо. Он видел, как рождалась каждая овечка, каждый барашек, а теперь смотрел на их смерть. На их массовое убийство.

В Долинах овцы ягнились поздно, чтобы избежать суровой зимы и сырой весны. Но разницы это не составило. И как только он допустил такую болезнь в своем стаде? Никакая компенсация не сотрет из его памяти ту страшную сцену или то, что Брюс Стикли позвонил ему по телефону через считаные минуты после уничтожения стада, чтобы сделать свое подлое предложение.

Ник занес топор и с силой ударил по дереву. Да, было искушение все бросить. Дом висел у него на шее будто тяжелый камень. Мать устала. К чему были все его исследования, все советы, которые он слышал со всех сторон? «Попробуй то, купи это». Ведь все знали, что в карманах жителей Долин водятся деньги. Надо ему быть осторожнее.

Уинтергилл дорого ему обошелся; его первый брак рухнул, потому что жена-горожанка Мэнди не выдержала одиночества и суровых зим. И все-таки его привязывали к этому дому мириады незримых нитей. Ведь ему скоро сорок два года. Не слишком ли поздно искать другую жизнь за пределами Долин? Ну, допустим, он освоит новую профессию – и что будет делать?