Детка, это не я
Шрифт:
Она оперлась на мое плечо своей рукой, лицо Мэй было грустным.
— У тебя была такая беспокойная жизнь. Ты был окружен множеством смертей. Я всегда удивлялась, почему в качестве эмблемы у вас Аид, дьявол. Я видела фреску, когда оказалась здесь. Это так странно, поклоняться ему.
— Не в-в этой ж-жизни.
Она подняла свои черные брови, и мои губы дрогнули. Отодвинув ее, я развернулся на кровати и спустил ноги на пол.
— Куда ты идешь? Тебе надо отдохнуть. Ты все еще ранен, помни об этом! — запротестовала она.
Я
— Надень.
Она с любопытством смотрела, когда я влез в свои джинсы. Я встал, протянул руку, и повел ее вниз по пожарной лестнице во двор.
Я вывел ее из дверей в ночной летний ветерок, слышалось пение сверчков и больше почти никаких звуков. Она выпучила глаза от беспокойства, когда мы вышли из клубного дома. Слишком много дерьма произошло за последнее время, чтобы Мэй чувствовала себя здесь в безопасности. Высокий забор окружал нас, колючая проволока щетинилась по верху, а на каждом углу установлены камеры слежения. Стоянка байков в углу двора, Харли и Чопперы братьев выстроились в линию.
Я тихонько тронул Мэй за руку.
— Т-туда.
Она заправила локон за ухо и позволила мне привести ее к западной стороне двора. Я чувствовал дрожь в ее ногах, когда она снова увидела фреску.
Прижав ее к своей груди, я положил руки ей на плечи и наклонился к ее уху.
— Хочу, чтобы т-ты встретила А-Аида и П-Персефону, его ж-жену.
Небольшой вздох сорвался с ее губ, и она переступила босыми ногами, шея выгнулась назад, пока она смотрела на роспись в благоговейном трепете — нет, смотрела на богиню в благоговейном трепете. Я отступил назад, давая ей пространство, и сложил руки на груди не в состоянии перестать смотреть на нее.
Мэй подняла руку и провела пальцами по бледному лицу Персефоны.
— В общине нам не разрешали фотографии или картины. Они считались ложными идолами, но я никогда не видела ничего прекраснее, чем этот портрет. Персефона красивая.
Мэй посмотрела на меня и широко улыбнулась, демонстрируя идеальные зубы. Она повернулась, чтобы проследить очертания длинных черных волос богини.
Бл*дь. Я был покорен этой женщиной.
Мэй снова повернулась, взглянув на меня из-под ресниц. На ее лице отражалась смущение.
— Богиня похожа на меня. У нее глаза такого же цвета.
Я шагнул вперед, чтобы встать рядом с Мэй.
— В тот день, к-когда я увидел тебя, ты н-напомнила мне ее. З-застряла со мной на в-все эти годы.
Молчание Мэй говорило о многом. Я переступил с ноги на ногу, внезапно занервничав.
— Т-ты знаешь, к-кто есть о-остальные л-люди на этой к-картине?
Она указала на центральную фигуру, с бездушными глазами и в темных одеждах, ее голос слегка дрожал:
— Аид. Я знаю, он и есть Сатана. — Она поджала губы, и ее очаровательная угрюмость вернулась. — Он выглядит так же, как дьявол в Писании.
Я указал в направлении коричневой скамейки через
— Присядь.
Мэй последовала моему указанию, и мы направились на мое любимое место напротив фрески, где я любил сидеть, курить и думать. Конечно, именно здесь я предпочитал думать о ней. Хотя не скажу ей об этом, или о том, как чертовски странно то, что она сейчас сидит рядом со мной.
Мэй устало села, проверяя, аккуратно ли лежит платье, чопорно подогнула ноги, ее руки легли на колени, перед тем как она прислонилась ко мне.
— Ты с-слышала про г-греков?
— Да, немного. Сейчас представляю, что это совсем мало. За последнее время я поняла, что то немногое, чему нас учили в общине о жизни за ее пределами, было ложью.
Усмехнувшись, я ответил:
— Д-древние греки не в-верили в единого б-бога. Они в-верили во множество б-богов.
Она ахнула и приложила руку к сердцу.
— Это богохульство! Есть только один истинный Бог.
Я пожал плечами, вытащил курево из заднего кармана джинсов и закурил. Религия не играет никакой роли в моей жизни, и мне плевать, если этим я задел чьи-то чувства. Байкеры не были столь любезны, чтобы соответствовать пожеланиям общества. На самом деле, у них была чертовски полярная позиция.
Мэй закашлялась.
— Почему ты вдыхаешь это?
— Это... это... — Я сделал паузу и прочистил горло. — Успокаивает меня, — сдержанно ответил я.
Видя ее сморщившийся носик, я не смог удержаться от улыбки.
— Но это воняет, — воскликнула Мэй.
Я засмеялся.
— Ты так д-думаешь, д-детка?
Она уверенно кивнула, ее красивое лицо стало забавным. Я бросил окурок на землю, повернулся и нажал на кончик ее носа:
— И именно поэтому ты н-никогда не начнешь курить это дерьмо. Т-так?
Я был таким милым... игривым. Дерьмо! Кай за это сделает во мне новую дырку.
— Правильно. — Мэй согласилась и смотрела на меня несколько секунд, прежде чем подвинуться на скамейке, смещаясь ближе к моей вытянутой руке.
— Ты говорил о греках, Стикс.
Снова сделав глубокий вдох, я начал.
— С-согласно учению древних г-греков, было т-трое братьев богов: Зевс, П-Посейдон и А-Аид. Они свергли их о-отца, правящего б-бога К-Кроноса, в бою. Они т-тянули жребий, чтобы решить, какими областями к-каждый из них будет повелевать, т-теперь, когда К-Кронос с-сослан.
Мэй расположилась ближе.
— Что случилось дальше?
— З-Зевс получил в-власть над небом, П-Посейдон над водой, и А-Аид над подземным миром — не ту р-работу, которую каждый из них х-хотел на самом д-деле. Я показал на картину подземного мира: темные реки, равнины, охваченные пламенем, отвратительно ужасные фигуры демонов.
— Таким образом, подземный мир — это ад? Аиду был дан Ад? Как жаль.
Я издал тихий смешок на то, как она говорила, словно героиня древней дерьмовенькой повести с небольшим старым добрым протяжным техасским акцентом