Детская площадка
Шрифт:
Чарли помогает присматривать за младшими учениками на продленке. Это правда, учительница упоминала, что для своих девяти лет она очень расторопна и исполнительна, а также добра, особенно по отношению к малышам. Грейс смотрит в горящие надеждой большие карие глаза дочери.
– Я передам твои слова Еве, но она наверняка уже договорилась с кем-то другим. Посиди в машине, пока я ее расспрошу, хорошо? Не хочу, чтобы ты выкручивала ей руки.
Чарли победно вскидывает кулачок.
– А теперь одеваться, – велит Грейс обоим.
Мартин потягивается на диване и зевает, не открывая глаз.
– Мы уезжаем. Чарли с нами, но ты пока не уходи. Возможно, я вернусь и оставлю ее с тобой.
– Ух ты. – Мартин открывает глаза, его лицо становится
Писательство. Для него это курение, кофе, чтение газет, просмотр фильмов, обеды в пабе. А для нее – жевание бумаги, чтобы не заснуть, мучительный поиск правильных слов, изнеможение на следующий день. Она подбирает с пола рубашку и разбросанные носки Блейка и сует их в стиральную машину.
– Я полон благодарности. – Мартин смотрит на жену. – Ты это знаешь, так ведь?
Благодарность – это легко: она почти ничего не стоит. Он влюбился в ее энергию, которой теперь злоупотребляет. Грейс открывает большую банку из-под печенья, стоящую на сушилке за чайником, и достает из груды монеток десять фунтов, которыми заплатит за парковку. Кладет деньги в кошелек и сражается со сломанной молнией на сумке.
– Ты и должен быть благодарен, – говорит она. – Ведь была моя очередь.
Мартин улыбается своей неповторимой нежной улыбкой и целует Грейс. Та смягчается и чмокает его в ответ.
– Фу! – отводит глаза Чарли.
Пока Мартин обнимает детей на прощание, Грейс достает с верхней полки красную тетрадь и кладет ее в сумку. В отеле обычно отводят полчаса на обед, а если работы немного, даже больше. Можно использовать это время для письма.
Они ждут лифт на узкой лестничной площадке. Блейк вздыхает и пинает ногой стену. В лифте пахнет рвотой и мочой, на лестнице эта вонь сильнее. Смотрительнице дома следовало бы вызвать уборщицу. Грейс иногда видит ее, вынося мусор в баки. Эта крупная рыжеволосая женщина с огромными очками на носу редко покидает свою квартиру на первом этаже. Грейс вежливо здоровается с ней и слышит в ответ невнятное бурчание. Похоже, смотрительница терпеть не может жильцов.
Дети вслед за Грейс выходят на улицу. Ее рубашка уже прилипла к телу. На лужайке у стоянки сверкают выброшенные бутылки. Группа подростков, как обычно, околачивается у мусорных баков – тощие мальчишки в ожидании наркотиков. Сегодня к ним присоединился новенький, постарше и повыше ростом. Ярко-зеленые подошвы его кроссовок сверкают, когда он крутится на месте, вышагивает, разворачивается и вновь принимается ходить. Его голова под надвинутым капюшоном опущена. Ему, наверное, лет семнадцать, он худосочный, но уже «бывалый». Он бросает окурок в их сторону, и Грейс пронизывает страх – он смотрит на них, криво ухмыляясь и словно выжидая. Отец Грейс был ветераном Второй Чимуренги в Зимбабве. Он воевал на стороне ЗАНУ против господства белых и своими глазами видел зверства, которым подвергались его соплеменники. Грейс выросла на его рассказах. Ей понадобилось немало времени, чтобы убедить свою семью в том, что Мартин другой, что с ним она будет в безопасности. Она не рассказала родным о расистских граффити на стенах домов, когда они переехали сюда. В то время она была беременна Блейком, им нужен был кров, но они могли позволить себе только эту квартиру. Грейс следит, как ее дети устраиваются в машине, с бьющимся сердцем садится за руль, выезжает со стоянки и включает радио. Ее история начинается вновь и течет под музыку, словно сверкающая на солнце река.
Поппи лежит на кровати и смотрит на пляшущие в лучах света пылинки. Минуты тянутся томительно. Ей совершенно нечего делать. Она закрывает глаза. Эш плачет; Соррель слезливо жалуется, что Поппи не пускает ее на свою кровать. От витающего в доме запаха горячего хлеба подкатывает тошнота. Так и тянет сказать матери, чтобы
Блейк смотрит в окно машины. Когда они проезжают мимо парка, его товарищи уже играют в футбол. Ему не хочется посещать особые занятия для тупых. Не справившись, он будет выглядеть еще тупее. Он задирает ноги на середину спинки переднего сиденья. Чарли тоже задирает ноги, но выше середины, поэтому он тычет ее в бок, и она смеется. Он тычет сильнее, но она продолжает смеяться. Вот так пройдет весь день.
Иззи выбирает джинсы с прорехами. Ей хочется выглядеть круто, но так, чтобы не было заметно, что ей не все равно. В окно спальни она наблюдает, как мать носится из дома к машине и обратно, что-то укладывает в багажник и громко зовет ее. Опять она надела этот чертов шарфик. Иззи чувствует, как в ней закипает злость. Она сует ноги в самые старые кроссовки и нарочито медленно спускается вниз.
Глава 2. Май
– О, привет! Вы, наверное, Мартин? Грейс говорила, что вы заберете детей. Чарли и Блейк гуляют с остальными. Им нужен перерыв, они славно поработали. Мой младший сынишка спит, так что сейчас подходящее время. Боже, как жарко, а я и не заметила. Говорят, этим летом будет настоящее пекло.
Господи, да замолчи ты. Это просто человек, обычный мужчина. Пригласи его в дом.
– Извините, проходите, пожалуйста.
Будучи столь известным, он выглядит излишне застенчиво. Топчется на пороге, чуть наклонив голову, как мальчишка. Он буквально нависает над ней. Как Игорь, рост которого пугает. Однако в этом «габаритном» мужчине чувствуется некая притягательность. Волосы взъерошены, как у ее отца, на носу очки, такая же хлопчатобумажная рубашка с закатанными до локтей рукавами, знакомый запах табака. Он кладет на стол стопку книг, снимает куртку и улыбается, оглядывая комнату, как свою собственную. Ева часто представляла его дом – жилище Мартина Коуэна, лауреата Букеровской премии. Мансарда с высоким потолком, рукопись на столе, скомканные листы бумаги на полу. На заднем плане хлопочет его жена. Приносит чай, шикает на детей, выпроваживает их из комнаты. Она убирает переполненное окурками блюдце… нет, тяжелую пепельницу из африканского малахита. Ева читала, что какое-то время он жил в Зимбабве, собирая материал для своей самой известной книги. Он пожертвовал половину премии школе, которая вдохновила его написать этот роман.
– Чаю хотите? Дети испекли пирожные.
– Разве можно устоять перед домашними пирожными?
Он бродит по комнате, рассматривая книги на полках. Ева наливает чай, и он садится, слегка вздохнув – не стоило беспокоиться. Выглядит он вполне довольным, даже расслабленным. Она украдкой смотрит на него: седеющие волосы до воротника, благородный нос с горбинкой, карие глаза, сверкающие из-под век с легкими морщинками. Он глядит на нее, словно чего-то ожидая. Может, стоит сказать, что ей очень нравится его роман? Она садится напротив, внезапно лишившись дара речи.