Детский дом и его обитатели
Шрифт:
– Так здесь и ждите, в столовку точно придут, – сказала Лиля, вытягивая шею и забавно шевеля ноздрями. – Что жрать подают? Опять узбекский сблёв? Ой, сорри… бэээээ… Плов.
– А где ваши столы? Где отряд обедает?
– Какой отряд? – фыркнула Кира. – Где займем, там и сядем.
И, подгоняемая Лилей, лихо ринулась к раздаточному окну. В столовой становилось всё многолюдней и шумней. Сидели, стояли, толкались, чертыхались, когда горячий суп проливался на чью-то голову, сновали от раздачи к столам за добавкой, короче – обедали
– А ну, отвали! Жрать хачччуууу-у!
Я протиснулась к воспитательскому столу и намеревалась уже присоединиться к обедающей коллеге, как случилось вот что. Оттеснив от входной двери медсестру, тщетно пытавшуюся проверить несуществующую чистоту рук воспитанников, в столовую ворвалась буйная компания – мальчишки лет двенадцати – тринадцати по виду. Впереди – всклокоченный, донельзя измазюканный, неряшливо одетый обладатель луженой глотки.
– Не удивляйтесь и не расстраивайтесь, – успокоила меня старшая пионервожатая (дама в красном галстуке и со значком на груди), перехватив мой ошеломлённый взгляд. – Кушайте, потом пойдем знакомиться с этими «Чингачгуками».
– Спасибо, – благодарно кивнула я, почти с восхищением глядя на мою добровольную помощницу и вполне искренне радуясь новому знакомству с опытным человеком – столь уверенно и ровно она держалась!
– Я здесь старшая по пионэрам, – сказала она, манерно протягивая руку с высоко поднятым локтем через стол. Меня зовут Татьяна Степановна.
В столовой снова кто-то истошно завопил: «Котлету отдай! Кому грят? Харэ мой компот лопать!»
Элегантная пионервожатая по-прежнему была невозмутима. Её блистательная внешность вполне соответствовала отменным манерам – броская, холёная женщина, вполне знающая себе цену.
Поправив пальцем с длинным маникюром темные «хамелеоны» в квадратной роговой оправе и аккуратно откинув со лба прядь пепельного кудрявого парика, она пристально и весьма бесцеремонно стала меня разглядывать. Особенно внимательно она посмотрела на моё ситцевое платье в мелкую полоску.
– Что это вы так обрядились? – спросила она, слегка выпячивая нижнюю губу.
– А что? По-моему удобно для работы, – сказала я. – Слышали, конечно, ситец снова входит в моду.
– Неужели? – удивленно поднимая бровь, сказала она.
– Ну да, – вдохновенно врала я. – Вот на Международном конгрессе по проблемам океана миссис Дэвис…
– Да что вы?! – неожиданно встрепенулась она. – Что-то новенькое… А! Пока до нас дойдёт… Нет, в самом деле? Их не поймешь… Но всё же вы не правы на данный момент. Одежда – это вопрос престижа. Подать себя, знаете ли, тоже надо уметь.
На Татьяне Степановне модный синтетический жакет. Поверх жакета гордо алеет туго накрахмаленный пионерский галстук, модно скрепленный большой брошью
– Я здесь временно, – доверительно шепнула она. – Если хотите – лимитчица, так это называется. Раньше чем через год ничего не обещают. Теперь вот отряд подсунули – пока воспитатель болеет.
– И как? – вкрадчиво спросила я.
– Заменяю, – подняв брови, сказала она. – Но, как говорится, нет ничего более постоянного, чем-то, что временно.
– Да, так и бывает, – кивнула я. – Но как же вы справляетесь с таким возом работы?
– Молча. По совместительству я ещё и предэмка.
Я поперхнулась. Чрезмерная вера в магию педагогических приемов и собственные сверхъестественные способности, допускаю, может привести на это поприще людей не то чтобы случайных, но всё же бесконечно далеких от понимания того, что им предстоит совершить. У меня была иная ситуация – я ринулась в этот омут очертя голову, даже не представляя себе, что за черти там водятся, и мне на эту тему рассуждать… Но Татьяна Степановна уже не казалась мне богиней. И опять внезапно пришла на ум назойливая мыслишка: что, они с директором – а может, и ещё кто-нибудь? – так прикольно играют в «работу»? Дела! Куда меня «попали»?
Мы поднялись в спальный корпус, надеясь, что хоть после обеда застанем там кого-нибудь? На этот раз повезло.
В спальне в послеобеденное время законная сиеста.
Татьяна Степановна вошла первая, достала из сумки, которая висела у неё на плече, блокнот, ручку. Приготовилась записывать.
(Я напряглась – ответственный момент: сейчас мне будет преподан урок высокого педагогического мастерства. Вся внимание – стараюсь не пропустить ни единого фрагмента этого мероприятия).
– Ты кто? – обратилась она менторским тоном к вольготно расположившемуся на постели воспитаннику.
– Фомкин, – снисходительно ответил тот, приоткрыв левый глаз.
– А я Сёмкин, – бойко ответил его сосед, точно в той же позе предающийся послеобеденному отдыху.
Татьяна Степановна принялась чертить что-то ручкой в блокноте. Мальчики молча смотрели на неё.
Я же разглядывала комнату. Картина – увы! – знакомая: на стульях, в углах свалка одежды, на свежих покрывалах жирные грязные следы от обуви – носят кеды…
В списке Татьяны Семеновны ни Фомкина, ни Сёмкина, конечно, не оказалось. Пошли по другим спальням – нигде ни души.
Я вернулась в первую спальню, а Татьяна Степановна подняла палец и, коротко сказав: «кстати» – вдруг вспомнила о каких-то срочных делах и поспешно исчезла.
Мальчишки, теперь их было трое, тут же вскочили с постелей и выбежали вон. И ещё долго – недели две-три – они мигом разбегались кто куда, едва я появлялась на горизонте. Звать их без толку – не слышат…
Слышали они – это я уже в первый день заприметила – только то, что им хотелось слышать.
Однако детишек к школе готовить надо. Вот этим я и занялась.