Детский дом и его обитатели
Шрифт:
– Мы будем искать героев Великой Отечественной войны, а также их родственников. Это проверенное мероприятие – развивает у детей чувство патриотизма.
Я молчу. Теперь во взгляде девушки, которая, предположительно, старшая, сквозит явное разочарование – ну что с такой тупой воспитательницы взять?
– Герои войны – это замечательно, – говорю, наконец, я. – Но, боюсь, наши ребята не проявят должного интереса к этой затее.
Тщедушная фигурка будущей учительницы превратилась в вопросительный знак. Такое престижное мероприятие – и вдруг «без энтузиазма»?
– Да вы просто
Она снисходительно улыбается и смотрит по сторонам – нет ли кого поблизости, более понятливого?
– Наши дети вне конкуренции – они «без ума» по определению, – строго говорю я.
– Как это? – говорит она, подозрительно прищурившись.
– Они даже не знают, когда эта война была. Понимаете? Кого они будут искать в таком случае? А вдруг найдут вовсе не героев или не тех героев?
– А… такое возможно?
– Ещё как! Притащат вам внучатого племянника Дмитрия Донского или троюродного брата Александра Невского. Или внебрачного сына генерала Власова. Что вы тогда в своём училище говорить будете? Скандал получится. И практика вам не зачтётся, – наугад предрекаю я.
Однако попала в точку.
– И точно, не зачтётся. Нам нужно срочно написать реферат по защите Москвы на свежем материале…
Так вот оно в чём дело!!!
– К тому же, из нашего района, насколько мне известно, всех ветеранов последней войны давно уже вывезли. Так что искать нечего и некого.
– Куда… вывезли?
– Кого куда. Кого на север, а кого на юг, вполне возможно, что некоторые попали на запад или на восток, – нагло вру я на тему местечковой истории.
– А, понятно! Это вы про… диссидентов что ли? Про Магадан или Воркуту?
– Совсем не обязательно, – объясняю я популярно. – Кто-то попал в Сочи, или на Кавказ, в Минводы… Короче, у кого какие показания.
– Ой, спасибо, что предупредили! – радостно благодарят меня студенты и тут же спешно уметаются.
Однако через неделю пришли другие – из хорового училища (видно, мода на детдома началась или в «Литгазете» опубликовали про сирот и пользу благотворительности). Но я уже их не боялась. Просто надо сразу выяснить – что надо.
– Мы тут концертик приготовили. Мы споём, потом они. Так и познакомимся, – говорят весёлые ребята.
– Хорошее дело, – совсем успокаиваюсь я, эти хоть никуда с нашей территории детей не поведут.
Собрались в актовом зале. Артистки взошли на сцену, в зале жидко зааплодировали. Главная жестом попросила тишины. И тут они начали строить пирамиду – в три этажа… Верхняя группа взгромоздилась на спинки стульев. Я замерла… Но и это было не всё – самая кроха залезла ещё выше – на плечи этого третьего этажа. Студенты сначала исполнили песню «Колпак наш треугольный». Она вся состояла из одной этой строки. Но повторялась строка всякий раз по-разному: «Треугольный наш колпак» и с разными ужимками и интонациями, ну и так далее… При этом они ещё и стучали себя костяшками пальцев по голове. Но чем больше было веселья на сцене, тем мрачнее делались лица детей. Студенты прибавили «жару», жестикуляция стала почти неприличной. Однако никто в зале по-прежнему не смеялся. Они запели «Дубинушку», и на последнем
Больше из училищ к нам никто не приходил. Видно, кампания благотворительности благополучно завершилась.
Глава 13. Наш милый тюз. Станет ли взрослый человек прыгать ослом?
Наш первый выход в театр состоялся совершенно неожиданно. В отрядную вошла Людмила Семёновна и, непривычно любезно улыбаясь самой искренней из всего своего необъятного арсенала улыбок, сказала, искательно заглянув мне в глаза:
– Погодка прелесть.
Догадываюсь – готов подвох.
– Да, погодка, и в самом деле, ничего, – нейтрально ответила я.
– Сидеть дома в такую погоду просто издевательство, – продолжала она «удобрять почву».
– О да…
Я уже начинала догадываться, что сегодняшний вечер придётся принести в жертву какой-нибудь очередной бюрократической причуде.
– А не прогуляться ли вам с детишками… – Я затаила дыхание. Дети мрачно насупились. – … Прогуляться… говорю… ну так вы как? Или послать второй отряд?
Ага, ясно – увеселение по разнарядке.
– Куда и как скоро? – сухо спросила я, бегло глянув на часы.
– Автобус дам, – сказала она, быстро выдвинув руку вперёд ладонью. – Вам понравится.
Дети негромко роптали: «Опять утренник… Да шли бы они… в баню!»
Людмила Семёновна, делая вид, что не слышит скверного адреса, по которому незамедлительно посылали всех, кто не нравился или предлагал нечто неприемлемое для нежной натуры воспитанника дэдэ в этот час.
– Да нет же, это совсем не то, что вы подумали, – успокоила Людмила Семёновна. – Это совсем не утренник. Это вечер!
– Какой ещё вечер? Нам и тут вечером ништяк, – решительно взвыли дети.
– «Театр – детям». Это в тюзе. – И шепчем мне на ухо: Уговорите их! Пойти надо хоть кровь из носа… Оттуда звонили! (Палец кверху.) Проверять будут культурный охват.
Пошло нас в тот вечер в театр пятеро. На большее количество приличной одежды не хватило – уже успели или «скрасть» или так уделать… Мы едва успевали к третьему звонку. У входа нас встретила педагог театра. Радушно улыбаясь и подталкивая ребят к вешалке, она шептала:
– Скорее, скорее… Справа, у стенки ваша вешалка. Номерков брать не надо. Пойдёмте же, я вас усажу. Только тихо, пожалуйста!
Однако ребята не спешили в зал.
– А в буфет можно?
– В антракте. Потом, ясно? Только что ведь поужинали.
– Потом всё сожрут, – философски заметил Огурец.
– За мной! И – помалкивать, – шёпотом рявкнула я.
Хватаю за руку самого «голодного», и мы направляемся в зал. В антракте спрашиваю Огурца:
– Ну что, в буфет?
– А я передумал, – раздумчиво, в своей манере, отвечает он. – У меня вот конфеты есть и баранка.