Детский юнгианский психоанализ
Шрифт:
«Тогда-то она в первый раз и узнала о существовании исключительных законов для этих частей тела и, как впечатлительный ребенок, вскоре поняла, что там находится какое-то “табу”. Поэтому эту область следует исключить из расчетов…»34.
Юнг понимает, что Анна слишком покорно реагировала на родительский запрет, в то время как ее младшая сестра не скрывала своего негативизма; но если Анна ничего не говорит, это не означает, что она меньше думает об этом. Вопрос о выходном отверстии отложен на время, а вот роль отца, старательно замаскированного под большого брата, очень интересует
«у него дом (…) и он не рушится (…) он все знает, все может и все имеет, он ходит туда, куда дети не могут пойти (…), ему позволяют делать все то, что дети делать не смеют (…) он обладает большими животными: коровами, овцами, лошадьми и собаками»35.
Это «примитивное определение божественности», объясняет Юнг, в своей основе имеет отца, который определяется девочками, из-за их незнания других вариантов, на роль старшего маминого брата. Сегодня я охотно поговорила бы о первом появлении фигуры Анимуса – представляющей маскулинность женщины, которая действительно опирается на образ отца и несет в себе защиту, знание и признание девочки как личности.
«Тем самым реализуется важное для ребенка желание: землетрясение уже не опасно. Поэтому страх и фобия должны отпасть, и вот они проходят. С этого момента боязнь землетрясений совершенно исчезла»36,
и вместе с нею исчез интерес к научным знаниям. Но, как и всем детям ее возраста, Анне необходимо обобщать все получаемые знания и она задает одни и те же вопросы разным людям. «Неужели все рождаются из тела матери?» Получая многочисленные подтверждения, Анна перестает сомневаться, хотя несвоевременная простуда, заставившая Юнга оставаться в постели, чуть не спровоцировала появление прежних сомнений. Категорическое утверждение отца: «мужчины не рожают детей, а только женщины»37 – кажется, убедило ее полностью, но вызвало новый вопрос: «Что может делать отец? Для чего он нужен?» С другой стороны, рассказанный Анной сон раскрывает ее упорный интерес к способу появления ребенка.
«Сегодня ночью мне приснился Ноев Ковчег, и внутри там было много зверушек, и внизу там была крышечка, которая отворяется, и зверюшки вываливаются»38.
Тонкий намек на то, что она точно знает, что дети выходят из живота матери через нижнюю часть ее тела, говорит Юнг.
Следующий сон затрагивает другую проблему:
«Я видела во сне маму и папу, они долго были в кабинете, и дети были там же»39,
иначе говоря: «Что же вы можете там делать вдвоем, когда нас там нет?» Юнг обращает наше внимание на то, что место происшествия во сне – библиотека – место получения знаний, там Анна пыталась успокоить свои волнения по поводу землетрясения. Но давление настолько сильно, что ночные кошмары появляются снова; во время одного из них Анна пылко рассказывает матери:
«Я хочу увидеть весну, как на лугу распускаются цветочки… я хочу сейчас посмотреть на Фрицика, у него такое милое личико; что делает папа? Что он говорит?»40.
Это важнейший вопрос, на который мадам Юнг по сути не отвечает. Утром Анна просто рассказывает свой сон:
«Мне приснилось, что я могу делать лето;
Анна хочет родить ребенка, предполагает Юнг, соединяя свои интерпретации сна и наблюдение за поведением дочерей: они играют в беременных с подушкой под юбкой. Эта гипотеза подтвердилась маленькой сценкой, однажды сыгранной Анной перед матерью:
«она засунула себе под юбку куклу, потом медленно ее вытащила, головой вниз, приговаривая: “Смотри, вот сейчас появится ребеночек, он уже совсем вышел”»42.
Утверждение и одновременно просьба подтвердить правильность ее интерпретации родов.
Бессознательное продолжает свою работу. Следующий пункт: как ребенок попал в мать? Юнг рассказывает:
«Как-то раз на десерт были апельсины, и Анна, нетерпеливо глядя на один из них, сказала: “Я хочу его проглотить целиком, чтобы он попал в самый низ моего живота, и тогда у меня будет ребенок”»43.
Юнг проводит интересную параллель со сказками и наводит нас на мысль об архаических оральных желаниях.
«Решение приходит в форме аллегорий, которые вообще свойственны архаичному мышлению ребенка»44.
В это время «символ» для Юнга, как ученика Фрейда, имеет слегка пренебрежительный оттенок из-за использования его для обозначения мысли, называемой архаичной. Но в любом случае размышление о мифе смягчает пренебрежение и намечает одно из главных направлений поиска.
«Сказки, как представляется, это мифы детей и потому содержат в себе, помимо всего прочего, и мифологию, которая складывается у ребенка по поводу сексуальных процессов»45.
То, что Юнг уделяет этому много внимания, свидетельствует о важности для него этой темы.
«Сказать, что сказка – это миф ребенка, означает дать слишком краткое определение. В действительности миф передается ребенку от матери, являющейся его хранительницей…»46.
Работа бессознательного приводит Анну к тому, что она хочет понять роль отца. Юнг рассказывает эпизод, когда, войдя в комнату родителей, занятых своим туалетом, она
«прыгнула в кровать отца, улеглась на живот и стала сучить ногами.
При этом она кричала: “Правда, так делает папа?”»47
Родители смеялись, но не отвечали. Юнг пишет, что довольно редко в четыре с половиной года ребенок идет дальше этого, так как
«ребенок ничего не знает о сперме и о половом акте. Возможно единственное объяснение: мать должна что-то съесть, потому что только так что-то может войти в ее тело»48.
Через пять месяцев передышки вопросы бессознательного концентрируются вокруг мужчины. Анна выросла, изменилась. В ее отношении к отцу появился некий страх, возникла иная тональность:
«(…) ее интерес к отцу принял особый оттенок, который с трудом поддается описанию. В языке недостает слов, чтобы передать совершенно особый вид нежного любопытства, которое светилось в глазах ребенка»49.
В то же время Анна с сестрой оставляют на ночь свои большие куклы, окрещенные в данном случае «бабушками», в домике в глубине сада.