Детское время
Шрифт:
— Хорошо, я поговорю с тамошними ребятами. А ты… а вы все… только и пользуетесь тем, что я среди вас самая младшая, и всё еще стесняюсь вас послать туда, куда заслуживаете…
— Это не так, ты — Первая, и мы все это прекрасно знаем. Ты — первая помощница для всех нас, и первая разруливательница наших косяков. И именно ты всех нас тянешь вперед, волоча за собой…
— Ладно, иди уже, подхалим! Но помни: про двести восемьдесят девятый я всё запомнила и даже записала…
Пожалуй, единственным городом, в котором ничего даже не слышали о «кадровом голоде», был Экватор. И в трех других городках, тоже разместившихся на одном острове с Экватором, с кадрами было всё в порядке — но их-то
Но чтобы эти «потребности» удовлетворять, примерно в тысяче километрах к югу от Экватора в устье речки со странным названием Убатуба (точнее, на берегу огромного лимана) был выстроен еще один город. И если в Экваторе вместе со всеми пригородами проживало двенадцать тысяч человек, то в городе у странной реки, названном Чернокаменском (по главной местной достопримечательности), только взрослых уже проживало за десять тысяч. Из которых чуть больше двух тысяч просто добывали песок из огромных дюн на берегу и грузили его в балкеры, а три с лишним тысячи работали для добычи как раз «черного камня». Ведь чтобы его перевезти, требовалось скалы сначала разломать на подходящие куски — а это в первую очередь химия (точнее, производство взрывчатки). Правда, в окрестностях города с подходящими ископаемыми было неважно — но если есть много энергии…
Много энергии в этих забытых богом и людьми местах могла дать разве что атомная станция, но пока ее не было, электричество выдавала станция мазутная. Причем — плавучая: специально выстроенная в Филадельфии баржа, на которой стояло пять двухмегаваттных дизель-генераторов. Еще две баржи служили хранилищами топлива, а «флотский мазут» в город таскали два танкера-«десятитысячника» с Тринидада. Еще они таскали солярку — ведь для перевозки в порт на погрузку камня и песка в городе использовалось больше тысячи самосвалов. И все это сложное и очень дорогое хозяйство было создано по инициативе Володи исключительно для того, чтобы лет за десять сделать остров Экватор пригодным для комфортной жизни — для чего, по самым скромным прикидкам, весь остров требовалось «поднять» метров на пять и берега защитить от размывов каменными отсыпями…
Но даже Катя не считала все затраты на этот проект ненужными, ведь с Экватора запускались спутники, которые «предсказывали тропические ураганы». Первый спутник, запущенный три года назад, как-то проработал чуть больше трех месяцев (хотя его создатели мечтали, чтобы он хоть месяц продержался) и ни одного урагана не заметил (ну, не сезон был для ураганов), а второй, прошлогодний, сделанный с учетом всех проявившихся проблем, проработал уже больше пяти месяцев и вовремя заметил уже пять ураганов. И даже тот неприятный факт, что «между первым и вторым» четыре запуска прошли неудачно, не отменил явной пользы от подобных «метеорологических исследований». А то, что последующие два пуска прошли совершенно «штатно», лишь увеличил интерес к космической программе.
— Папа, а что тебе понадобится, чтобы постоянно держать на орбите хотя бы четыре спутника? — поинтересовалась дочь, читая очередную «сводку погоды в центральной Атлантике». — Как я понимаю, с этими картами погоды мы вполне сможем интенсивность перевозок через океан и с Северной Америки в Южную минимум раза в два увеличить при том же грузовом флоте?
— Лично мне ничего не нужно, я же космосом не занимаюсь. Все вопросы к Мише Гаврюшину — это если про ракеты.
— Я физику в школе тоже учила и про спутники кое-что понимаю. В смысле, где и когда они летать могут. И мне нужно, чтобы было видно погоду и на десятом градусе — это я про Индийский океан, и… ты не помнишь, ракета эта может спутник поднять на орбиту с наклонением градусов так в пятьдесят пять?
— Помню, не может. Ставь задачу Мише, он парень толковый, надеюсь придумает как проблему решить. Но тогда напряги и институт имени Леночки Скворцовой, наземные станции они ведь делают, а их, как я понимаю, много потребуется. А я, боюсь, уже ничего особо полезного сделать уже не смогу.
— Ерунду-то не говори! Бабушка Лиза пусть тебе примером послужит, так что вполне сможешь. А что именно — я подумаю…
Глава 3
Двести восемьдесят седьмой год ничем особо не выделился из череды других. Разве что, начиная буквально с января, из Чернокаменска в Экватор балкер-десятитысячник с песком стал отправляться ежедневно. Этого рабочие Чернокаменска могли бы и раньше достичь (в Филадельфии для этого уже выстроили дюжину таких балкеров), но порты Экватора раньше не могли принять больше груза.
Еще одним «достижением» двести восемьдесят седьмого стало то, что в Минске на авторемонтном заводе кузова автобусов стали делать не деревянные, обитые стальными листами, а сварными и алюминиевыми. При этом внешне автобусы завода почти не изменились, так что заметили это достижение очень немногие. Но все же заметили:
— Пап, я вот о чем спросить хотел, — пристал к Маркусу Генрих, — сварка алюминия под аргоном и в судостроении открывает неплохие такие перспективы…
— Генрих, ты уже в который раз ко мне приезжаешь обсуждать какие-то свои технологические вопросы, но я опять тебе отвечу так же, как уже сто раз отвечал: мои компетенции в судостроении заканчиваются на епифаниских самоходках.
— Да я не о технологиях. Как ты думаешь, Катя разрешит нам взять десяток тысяч тонн алюминия со складов?
— Думаю, что не разрешит. Потому что я специально к ней зайду и попрошу не разрешать. Из алюминия имеет смысл разве что катера делать, да и то только в тяжелую годину, когда со стеклопластиком совсем худо будет.
— Но автобусы-то они делают не стеклопластиковые!
— И очень правильно делают. На катере корпус толщиной в пять или даже десять сантиметров — это нормально. А у автобуса не то что сантиметры, миллиметры толщины кузова заметны! У нас в Александрове уже шесть автобусов по городу бегает, так вот в новом — он у нас один пока — заметно просторнее стало. Не мне заметно: пассажиры на остановках часто пропускают автобусы деревянные, ждут алюминиевый — потому что в нем, с салоном на пять сантиметров шире, ехать удобнее.
— Ну тут я с тобой не согласен.
— Можешь не соглашаться и дальше, но к Кате с дурацкими просьбами не ходи все же. За океаном алюминий у нас пока никто не делает, а электростанций много строится — и им там проводов не хватает. Думаешь, Саша Лобанов моторы для тракторов и грузовиков снова на чугунные блоки цилиндров перевел потому что ему заняться нечем?
— Ничего я не думаю…
— Это ты зря, думать все же полезно. Сейчас — я подчеркиваю, сейчас — у нас многого не хватает, и каждый из нас должен, кроме всего прочего, думать и о том, без чего нужного другим людям и заводам, он всё же сможет свою работу хорошо сделать.