Детство Чика
Шрифт:
Вычесанные из головы персидского консула волосы она отнесла в ЧК, и оттуда через некоторое время ей сообщили, что химический анализ волос доказал, что они действительно крашены.
Тут тетушка сильно рассердилась на персидского консула и сказала ему, что он обманщик, что он и в самом деле рыжий человек, а только перекрасил свои волосы в черный цвет, чтобы угодить английской разведке и загубить ее цветущую молодость.
И тогда персидский консул пал на колени и заплакал, говоря, что волосы у него действительно крашены в черный цвет, но в действительности
Тут тетушка обрадовалась, говоря, что ей седые мужчины нравятся, подняла его с колен и вышла за него замуж, и вскоре они уехали в Персию.
Чик рассчитывал именно во время этого рассказа прервать тетку и попросить ее отпустить его на море, но он не знал, что тетушка его вздумает делать кофе по-турецки и, скорее всего, сейчас там, в кухне, рассказывает эту историю. Чик вздохнул и снова вспомнил о море.
В тот день Чик был на море с дядюшкой. Дядюшка сидел на конце причала и ловил рыбу своей безопасной для рыб, лишенной крючка, удочкой. Разве что найдется глупая рыба, что тяпнет свинцовое грузило и проглотит его. Чик знал, наблюдая за дядюшкиными опытами, что настолько глупых рыб в Черном море не водится.
Метрах в пятидесяти от берега какой-то человек ловил рыбу с лодки. Чик довольно близко подплыл к этой лодке и следил, как этот человек ловит рыбу.
Чик знал этого человека немного, но тот его навряд ли знал. Этот человек жил рядом со спортплощадкой и вечно скандалил со спортсменами, когда к нему во двор залетал мяч. Он боялся, что мяч разобьет одно из окон его дома, но на памяти Чика ни разу окно не было разбито, а этот жилец приходил в необыкновенную ярость, если мяч падал близко от его дома.
Сейчас он ловил рыбу на закидушку. Одну снасть он держал в руке, а две другие, намотанные на бамбуковые прутики, свисали за бортом. Сами бамбуковые прутики были воткнуты в борт лодки. Если рыба начинала клевать, бамбуковые прутики слегка прогибались, и рыбак брался за шнуры, привязанные к бамбуковому прутику.
Два раза при Чике рыбак снял рыбу со своей закидушки и с той, которая была привязана к бамбуковому прутику. Первый раз это была розовая барабулька, во второй раз великолепный серебряный ласкирь величиной с мужскую ладонь. Без особых и даже без всяких признаков радости рыбак оба раза снял рыбу с крючка, бросил ее на дно лодки и снова наживил крючки.
Чик следил за ним метрах в десяти от лодки, чтобы не мешать ему рыбачить и в то же время все видеть самому.
Рыбак этот время от времени смотрел в сторону берега, словно ждал кого-то, с кем договорился рыбачить, а тот все не приходил.
Потом Чик догадался, что рыбак этот следит за его дядюшкой.
– Хочешь заработать миллион? – вдруг спросил он у Чика.
Чик улыбнулся из воды, показывая, что он понимает, что человек шутит.
– Серьезно говорю, – без всякой шутки отвечал ему рыбак и,
Он сделал движение, как будто отсчитывал Чику бесконечные деньги.
– Какой вопрос? – заинтересовался Чик и как бы на правах заинтересованного человека подплыл к лодке. Чику ужасно хотелось попроситься в лодку порыбачить.
– И что делает этот человек на причале? – кивнул рыбак, явно имея в виду дядю Чика. – Наживки не вижу, рыбы не вижу и крючки то же самое. – Он загнул три пальца и посмотрел на Чика, как бы предлагая ему решить уравнение с тремя неизвестными.
– Это мой дядя, – сказал Чик, – он просто так развлекается.
– Как – просто так? – удивился рыбак. – Он что, малахольный?
– Немножко, – сказал Чик.
– Тогда совсем другое дело, – сказал рыбак и, пальцем поддев шнуры на обеих закидушках, намотанных на бамбуковые прутики, попробовал, нет ли клева. – Почему сразу не сказал?.. Я думал, шпион какой-то…
«Когда, интересно, я мог ему сразу сказать?» – подумал Чик.
– Дядя, – сказал Чик, – можно мне с вами порыбачить?
Человек посмотрел на Чика, стараясь, как показалось Чику, найти в его облике черты опасной родственности с дядей.
– А залезть можешь? – спросил рыбак.
– Смогу, – сказал Чик и осторожно подплыл к корме.
Чик ухватился за корму и, изо всех сил выпрыгнув из воды, сумел перевесить себя в лодку и вползти в нее.
Хозяин лодки снял с бамбукового прутика одну из закидушек и передал Чику. У него были густые черные усы и то горделивое выражение лица, какое бывает у очень глупых людей восточного происхождения.
– Если будет клевать, сразу не дергай, – сказал он Чику с таким видом, словно Чик только что дал слово сразу дернуть за шнур при первой же поклевке… – Сразу не дергай, – снова повторил он ворчливо и вдруг добавил: – А дядя твой кушает нормально?
– Да, нормально, – ответил Чик, – только у него аппетит больше, чем у нас.
– Ты смотри, – удивился рыбак, – значит, все кушает, что мы кушаем?!
– Да, – сказал Чик, – все…
Чик давно заметил, что глуповатые люди довольно подробно с большим удовольствием интересуются жизнью дяди. По наблюдениям Чика, им приятно убедиться лишний раз в достаточно значительном расстоянии между умом дяди и их собственным умом.
– Я, например, – сказал хозяин лодки, – когда кушаю дынь, чихаю иногда до двадцати раз…
Чик косвенно польстил ему, сказав, что дядя с удовольствием ест арбузы и дыни и при этом никогда не чихает.
Хозяин лодки спрашивал подробности о жизни дяди. Чик ему отвечал, не переставая прислушиваться к своей леске. Сначала, когда он начал говорить с хозяином лодки, у него вроде несколько раз клюнуло, но он выдержал характер и не стал дергать шнур. Потом у Чика перестало клевать, а хозяин лодки все расспрашивал про дядю, а сам за это время вытащил одну колючку и одну барабульку. Чику стало обидно.