ДЕТСТВО МАРСЕЛЯ
Шрифт:
Мама и тетя Роза охнули — им стало не по себе, — а Поль захохотал и захлопал в ладоши.
— Жюль, — сказала тетя, — не рассказывал бы ты такие ужасы при детях!
— Напротив, — возразил отец (он всегда старался из всякого злоключения извлечь урок для окружающих), — это для них прекрасное руководство на будущее. Полезно знать, что кабан — опасное животное. Итак, дети, если вдруг чудом увидите кабана, немедленно забирайтесь на ближайшее дерево.
— Жозеф, — взмолилась мама, — обещай, что тоже
— Хорош был бы он в этаком виде! — воскликнул дядя. — Полно, вспомните, что у Мальбуске не было крупной дроби. Но у нас-то она есть!
Он принес из кухни горсть патронов и положил на стол.
— Они длиннее обычных, потому что я насыпал в них двойную порцию пороха. Такой заряд бьет зверя наповал! Но при одном условии, — добавил он, обращаясь к моему отцу, — стрелять под левую лопатку. Заметьте себе, Жозеф, под левую! Поль был озадачен:
— Но если он от тебя побежит, ты будешь видеть только его зад. Что тогда делать?
— Это проще простого. И мне странно, что ты сам не догадался.
— Нужно выстрелить ему в левую половинку?
— Ничего подобного, — ответил дядя. — Нужно только помнить, что кабан очень любит трюфели…
— А дальше что? — с живым интересом спросила мама.
— Ну как же, Огюстина! Вам нужно просто наклониться влево от себя и крикнуть, да погромче, через левое плечо: «Ах, какой дивный трюфель!» Тогда, привлеченный этим, кабан озирается, делает поворот налево от себя и подставляет вам свою левую лопатку.
Мама расхохоталась, за нею и я. Отец улыбнулся, а Поль заявил:
— Ты сказал это только так, для смеху!
Но сам он не смеялся, потому что решительно не знал, чему теперь верить.
Обед, прошедший под знаком охоты, тянулся гораздо дольше обычного, и было уже девять часов вечера, когда мы встали из-за стола, чтобы приступить к изготовлению патронов. Мне позволили остаться, так как я сказал, что это будет для меня «уроком наглядного обучения».
— Полчаса, не больше, — наказала мне мама и унесла задремавшего Поля, который, не раскрывая глаз, слабо повизгивал в знак протеста.
— Прежде всего, — сказал дядя, — обследуем оружие.
Он подошел к буфету, извлек спрятанный за тарелками красивый футляр из коричневой кожи (я чувствовал себя глубоко посрамленным, что не обнаружил его раньше) и вынул очень изящное ружье, на вид совсем новое. Ствол был чудесного матово-черного цвета, гашетка — никелированная, а резной приклад украшала фигурка лежащей собаки, словно вросшая в полированное дерево.
Отец взял в руки дядино ружье, осмотрел его и от восторга даже свистнул.
— Свадебный подарок старшего брата, — объяснил
Он нажал затвор, механизм открылся, удивительно приятно щелкнув: клик-клик, и дядя посмотрел сквозь отверстия стволов на лампу.
— Смазано превосходно, — сказал он, — но завтра осмотрим еще раз, внимательнее. — Повернувшись к отцу, он спросил Ваше где?
— У меня в комнате. — И отец торопливо вышел.
Я и не подозревал о существовании папиного ружья и очень обиделся, что он не доверил мне эту изумительную тайну Я ждал его с нетерпением, стараясь угадать по его шагам, куда он идет, а по щелканью ключа — в каком месте спрятано ружье. Но мои шпионские догадки ни к чему не привели, и вскоре я услышал, как отец быстро спускается вниз.
Он принес большой желтый футляр, купленный без моего ведома, должно быть у старьевщика; почтенный возраст вещи выдавали длинные трещины, а сквозившая в них белесая масса свидетельствовала, что футляр сделан из папье-маше.
Жозеф открыл эту жалкую бутафорию, смущенно улыбаясь.
— Пожалуй, мое ружье покажется довольно убогим рядом с вашим современным оружием. Но его подарил мне отец.
Превратив таким образом этот древний самострел в благопристойную реликвию, он извлек из футляра одну за другой три части огромного ружья.
Дядя собрал их и приладил с умопомрачительной быстротой, затем, глянув на ружье, воскликнул:
— Господи! Да это пищаль!
— Почти, — ответил отец. — Но кажется, ружье бьет метко.
— Это не исключено, — сказал дядя.
Приклад ружья не украшала резьба, и лак с него сошел; гашетка не была никелированной, а огромные, неуклюжие курки словно ковал кузнец. Я чувствовал себя несколько униженным.
Дядя Жюль открыл затвор и с задумчивым видом его рассматривал.
— Если только это не какой-нибудь неизвестный мне калибр, то это, должно быть, номер двенадцатый.
— Да, — подтвердил отец. — Я купил гильзы для номера двенадцатого.
— Конечно, с затравочным стержнем?
— Именно. — Он вытащил из картонки два-три пустых патрона и протянул дяде.
Дядя Жюль открыл затвор и с задумчивым видом его рассматривал.
Из их медных колпачков торчали маленькие гвоздики без шляпок. Дядя вложил один патрон в ствол ружья.
— Ствол немного раздался, но это действительно двенадцатый калибр со стержнем… Эта система давно уже вышла из употребления, она представляет некоторую опасность.
— Какую же? — спросила мама.
— Ничтожную. Но все же опасность есть. Видите ли, Огюстина, собачка, ударяя по этому медному гвоздику, воспламеняет порох заряда. Но этот гвоздик-то наружный, он ничем не защищен, он может получить и удар извне.