Детство Понтия Пилата. Трудный вторник
Шрифт:
(5) Спрашивается: как мог божественный Август назначить в Германию столь бездарного и ничтожного человека? На этот вопрос лично у меня имеется лишь один вразумительный ответ: в те годы, как ты знаешь, в Паннонии и Иллирике свирепствовало крайне опасное для Рима восстание, и все выдающиеся и испытанные в боях полководцы – опытный победоносный Тиберий и юный отважный Германик, Авл Цецина и Луций Стертиний, Луций Апроний и Гай Силий, – все они были туда направлены и там подвизались. Вар же, преданный и родственный, был назначен в Германию не для ведения боевых действий, а для спокойного управления недавно завоеванными землями и терпеливого сдерживания воинственных, но дружественных Риму германских племен, в первую очередь херусков и хаттов.
III. Но
Вар не любил Германию и презирал германцев. Этот изнеженный римский вельможа считал Германию скучной и грязной страной, а германцев – тупым, подлым и неблагодарным народом.
Германию Вар хотел просветить. Однажды он задумчиво и словно растерянно изрек и, с восторгом поддержанный своими прихлебателями, всё более уверенно и властно стал повторять изреченное чуть ли не каждый день. Изречение было таким: «На склоне лет нас назначили в эту варварскую провинцию. И мы должны ее дисциплинировать и организовать. Хотя бы для того, чтобы нам с вами здесь было возможно существовать».
Дисциплинировал он Германию, устраивая над ее жителями бесконечные суды и расправы. Зимой в Старый лагерь на Рейне Вару доставляли сугамбров и узипетов, тубантов и ампсивариев. Летом Вар перебирался на верхнюю Лупию, в римский лагерь под Ализоном, и там судил и рядил меж бруктеров и марсов, херусков и хаттов, казуариев и ангривариев.
В прежние времена суд и расправу творили местные царьки, князья и племенные старейшины. Теперь же каждый ослушник или преступник, богатый или бедный, из знати или из черни должен был предстать перед Варом, и только он, главнокомандующий Нижней и Верхней Германии, чрезвычайный и полномочный правитель зарейнских земель, мог рассмотреть дело, вынести приговор и решить судьбу человека.
В прежние времена князьки и старейшины вели дело коротко и ясно, то есть на родном языке и без долгих словопрений. Отныне же на территории Германии, между Визургисом и Рейном, в долинах Амизии, Лупии, Адраны и Могона введено было римское право: то есть судопроизводство стало вестись на непонятном германцам латинском языке, с долгими обвинительными и защитными речами, с непременным участием многочисленных римских, латинских и греческих юристов и адвокатов, ибо даже самые просвещенные германцы были недостаточно просвещены для того, чтобы участвовать в священных обрядах Римского Права и в сложных культах Великой Римской Справедливости. (Клянусь гением Посидония, милый Луций, я не над римским правом иронизирую, которое ревностно чту и искренне почитаю, а над тем, что во имя римского величия бездарный и продажный римский наместник творил в не им покоренной и подчиненной Германии!)
Ибо организовывал Вар Германию, нещадно грабя ее население. Он и раньше грабительствовал, когда правил сначала в Азии, а потом – в Сирии. Но там жили цивилизованные люди, там были богатые города и властные местные элиты. Они могли, объединив капиталы, сделать богатое подношение, способное на некоторое время удовлетворить голод и жажду наместника, или множеством отдельных взяток насыщать его утробу, согревать душу и ласкать сердце. Если же аппетиты его становились непомерными и начинали вредить здоровью, местные иерархи, люди умелые и образованные, могли обратиться к римскому сенату, жалуясь и ходатайствуя, чтобы Великий Рим пришел им на помощь и предписал заболевшему наместнику принудительное лечение, пока тот своей чрезмерной жадностью не перезаразил всю провинцию.
Здесь же, в Германии, не было ни образованных жалобщиков, ни каких-то особых богатств. А посему злосчастному Квинтилию Вару приходилось, как выразился один из его прихлебателей-клиентов, «стричь и доить свиней». То есть по ворсинке, по капельке, где только представится случай, сколачивать состояние себе, своим командующим родственникам, своим многочисленным клиентам – юристам и адвокатам, торговцам и финансистам, и прочая, прочая.
(2) Ты спросишь: А что германцы?
Отвечу: В Старом лагере и в Ализоне германцы безропотно принимали приговоры и судебные
Похоже, не хотела Германия просвещаться, дисциплинироваться и организовываться. Но жаловаться – не жаловались. Ибо кто же в Риме прислушается «к визгу свиней», как выразился все тот же клиент-прихлебатель Публий Квинтилия. Тем более в разгар Иллирийского восстания!
(3) Ни у одного из историков ты таких объяснений и рассуждений, конечно, не встретишь. И пиши я тебе действительное письмо…
Я ведь только мысленно к тебе обращаюсь, Луций, чтобы вспомнить и проанализировать. Так мне легче с самим собой вести разговор…
Что-то жарко стало в калдарии… Надо сказать Диогену. Пусть перестанет так сильно топить. А то слишком часто придется выскакивать в холодный бассейн…
Частые выскакивания отвлекают от плавного хода воспоминаний…
IV. Позволь теперь кратко описать ту армию, которой располагал Публий Вар.
Историки пишут – и в данном случае справедливо свидетельствуют, – что в шестьдесят втором году в подчинении у Публия Квинтилия Вара формально находились пять легионов. Два из них, Второй Августов и Четырнадцатый Победоносный, как я уже, кажется, вспоминал, стояли в Могонтиаке, в Верхней Германии. Их Вар поручил Луцию Аспрене, и трогать их для каких-либо германских кампаний не предполагалось, ибо в любой момент они могли понадобиться для Иллирика или для Паннонии. Эти два легиона считались, таким образом, резервными.
(2) Реально же рассчитывать Вар мог лишь на три нижнерейнских легиона: Семнадцатый, Восемнадцатый и Девятнадцатый. При этом полностью укомплектованным, обученным и составленным из опытных солдат и центурионов был лишь Семнадцатый Друзов Великолепный, а два оставшихся – Восемнадцатый и Девятнадцатый – были совсем недавно набраны вместо двух отправленных в Паннонию легионов. И хотя, по личному распоряжению Августа, в эти легионы направили с два десятка опытных центурионов, когорту ветеранов и две или три манипулы храбрых и умелых вексиллариев, ясное дело, что подавляющее большинство солдат лишь носило почетное звание римских легионеров, потому как не только не имело никакого опыта боевых действий, но даже обучить их как следует не успели и не могли успеть. Ибо недаром гласит армейская поговорка: «семь потов и семь розог до первой крови». То есть, прежде чем начинать сражение, надо семь розог обломать о спины новобранцев и семь потов выжать из них маршами и построениями – тогда только станут они настоящими солдатами. А в нашем случае – ну, три розги, наверное, обломали об этих детей, но никак не более. Да и кому было обламывать, когда из ста двадцати центурионов лишь двадцать были опытными и знающими?! Их едва хватило, чтобы распределить их по одному на когорту.
V. О вспомогательных галльских и германских войсках историки вообще не упоминают. Так что придется заполнить этот пробел.
Ближе всего к самому Вару расположились батавы. Если тебе ничего не известно об этом германском, а ныне, пожалуй, уже галло-германском племени, то, изволь, поведаю.
Германские батавы были присоединены к империи Друзом. Живут они в дельте Рейна, точнее, на левом его берегу и на островах, образованных его рукавами. Батавы – послушные и полезные подданные и потому занимают в римском имперском союзе, и тем более в римской военной организации, особое положение. Они совершенно освобождены от податей, но зато должны поставлять большее количество рекрутов, чем какой-нибудь другой округ: тысячу всадников, девять тысяч пехотинцев, а кроме того – телохранителей для принцепса. И раньше, и по сей день батавы считаются лучшими в армии наездниками и образцовыми по своей верности солдатами, за что получают высокое жалованье, а их знать пользуется в империи различными привилегиями.