Детство в европейских автобиографиях: от Античности до Нового времени. Антология

Коллектив авторов

Максимиан

(VI в.)

О жизни Максимиана сохранилось мало сведений. Почти все, что нам о нем известно, рассказано им самим в его сочинениях. Из них мы знаем, что он был «этрусского рода», жил в Италии, прославился как судебный оратор и поэт, а также что в молодости он пользовался покровительством прославленного Боэция. Считают, что Максимиан занимал высокое положение при дворе остготских королей, известно также, что уже в преклонном возрасте он ездил в Константинополь в качестве римского посла.

Писал Максимиан свои основные произведения в очень распространенном в Античности жанре элегии и очень традиционно по стилю, настолько, что, когда в 1501 г. его стихи были найдены, их посчитали творением римского поэта Корнелия Галла. Содержание стихов – сладостные воспоминания об ушедшей юности и горькое сравнение ее со старческим возрастом.

До нас дошел цикл из шести элегий Максимиана. Главное место в них занимает эротическая топика, в которой Максимиан подражает «Любовным элегиям» Овидия. Любопытно, что несмотря на такое не вполне подобающее для детского чтения содержание элегии Максимиана часто использовались в учебных целях в средневековых школах. Ниже приводится третья элегия Максимиана, в которой он рассказывает о своей юношеской любви и которая написана ок. 550 г. 125

125

Текст приводится в переводе М. Л. Гаспарова по изданию: Поздняя латинская поэзия. М., 1982. С. 596–598. Вступительная статья Ю.

П. Зарецкого.

Элегия III

Вспомнить теперь я хочу, что было в далекие годы,Юность хочу сравнить с нынешней дряхлой порой.Этот рассказ оживит в читателе дух утомленный —Будет после него легче и старческий стон.Был я в любовном плену – в твоем плену, Аквилина:Бледный, угрюмый, больной, был я в любовном плену,Что такое любовь и что такое Венера,Сам я не знал и страдал в неискушенности чувств.Та, кого я любил, пронзенная той же стрелою,Тщетно бродила, томясь, в тесном покое своем.Прялка и ткацкий станок, когда-то столь милые сердцу,Праздно стояли; одна мучила душу любовь.Так же, как я, не умела она излить свое пламя,Ни подобрать слова, чтоб отозваться в письме.Только и были отрадой тоске бессловесные взоры, —Лишь погляденьем жила в душах бесплодная страсть.Мало и этой беды: неотступно при нас находилисьДядька-наставник – со мной, с нею – докучная мать.Не утаить нам было от них ни взгляда, ни знака,Ни покрасневшей щеки, выдавшей тайную мысль.Мы, покуда могли, молчаньем скрывали желанья,Чтобы никто не проник в сладкую хитрость любви;Но наконец и стыд перестал удерживать нежность,Сил не хватило таить пламя, что билось в груди, —Стали мы оба искать и мест и предлогов для встречи,Стали вести разговор взмахами глаз и ресниц,Стали обманывать зоркий досмотр, осторожно ступая,И до рассвета бродить, звука не выронив в ночь.Так мы украдкой любили друг друга, однако недолго:Мать, дознавшись, дает волю словам и рукам,Клином хочет вышибить клин, – но страсть от побоевТолько жарче горит, словно от масла огонь.Вдвое безумней безумная страсть свирепствует в душах:Не умеряется, нет, крепнет от боли любовь.Ищет подруга меня, прибегает ко мне, задыхаясь,Верит, что муки ее верность купили мою,Напоминает о них, не стыдится разорванных платий,Радостно чувствуя в них право свое на меня.«Любо мне, – говорит, – за тебя принимать наказанье,Ты – награда моя, сладкая плата за кровь.Будь моим навсегда, не знай в душе перемены:Боль для меня ничто, если незыблема страсть».Так терзали меня любовные жгучие жала,Я горел, я слабел и вызволенья не ждал,Выдать себя не смел, молчаливою мучился раной,Но худоба и тоска все выражали без слов.Тут-то меня пожалел и пришел, жалея, на помощьТы, Боэтий 126 знаток тайн, сокровенных от глаз.Часто видя меня, томимого некой заботой,А о причинах ее вовсе не знав ничего,Ты угадал, какая болезнь меня обуяла,И в осторожных словах горе мое приоткрыл.«Молви, – ты мне сказал, – какой тебя жар пожирает?Молви! назвавши беду, ты и целенье найдешь.Вспомни: пока неведом недуг, невозможно леченье;Злее земного огня злится подземный огонь».Стыд мешал мне сказать о запретном, признаться в порочном;Он это понял, но все смог прочитать по лицу.«Тайной скорби твоей, – сказал он, – понятна причина;Полно! от этой беды средство всесильное есть».Пал я к его ногам, разомкнул стыдливые губы,Слезно поведал ему все, что случилось со мной.Он: «Спасенье одно – овладей красавицей милой!»Я: «Боюсь овладеть – страшно обидеть ее».Он рассмеялся в ответ и воскликнул: «О дивная нежность!Разве царица любви может столь чисто царить?Будь мужчиною, брось неуместную жалость к подруге:Ты обижаешь ее тем, что боишься обид!Знай, что нежная страсть не боится кусать и царапать,Раны ей не страшны, краше она от рубцов».Он посылает дары – и стали родители мягче,И снисхожденью ко мне их научила корысть.Жажда богатств слепа и сильней, чем семейные узы:Стал родителям мил собственной дочери грех.Нам дозволяют они наслаждаться лукавым порокомИ проводить вдвоем в радости целые дни.Что ж? дозволенный грех опостылел, сердца охладели,Стала спокойна душа, лень одолела недуг.Видит подруга, что нет во мне желанного пыла,И возмущенно идет, неповрежденная, прочь.Сонм ненужных забот покидает воскресшую душу,Видит здоровый ум, как он напрасно страдал.«Слава тебе, чистота! – вскричал я, – не знала обидыТы от стыда моего, – и не узнай никогда!»Весть об этом дошла до Боэтия, твердого мужа;Видит он, выплыл я цел из захлестнувшей беды,И восклицает: «Смелей! торжествуй, победитель, победу:Ты одолел свою страсть, и поделом тебе честь.Пусть же склонит свой лук Купидон, отступит Венера,Пусть Минерва сама силу признает свою!»Вот как воля грешить охоту грешить отбивает:Нет желанья в душе, нет и желанья желать.Мрачно мы разошлись, друг другу немилые оба.Что означал разрыв? Наш целомудренный нрав.

126

Боэтий (Боэций, ок. 480–524) – римский философ и государственный деятель.

Дорофей из Газы

(ум. после 560)

Монах монастыря аввы Серида в Сирии, затем настоятель монастыря близ Газы в Палестине. Автор многих аскетических наставлений о подвижничестве. Происходя родом из окрестностей г. Аскалона в Палестине, получил хорошее светское и духовное образование. По-видимому, в юности постепенно в процессе общения с подвижниками Варсонофием и Иоанном пришел к полному отречению от мира. В качестве послушания ему было назначено принимать

и успокаивать странников. Стал впоследствии начальником монастырской больницы, устроенной в монастыре его братом. Став настоятелем другого монастыря, взялся за писательство 127 .

127

Перевод с греческого Памвы Берынды приводится по изданию: Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. 8-е изд. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900. С. 114–115.

Поучение десятое

О том, что должно проходить путь Божий разумно и внимательно

<… > Ибо, если кто в начале понуждает себя, то, продолжая подвизаться, он мало-помалу преуспевает и потом с покоем совершает добродетели: поелику Бог, видя, что он понуждает себя, подает ему помощь. Итак, будем и мы понуждать себя, положим доброе начало, усердно пожелаем доброго; ибо хотя мы еще не достигли совершенства, но самое сие желание есть уже начало нашего спасения; от этого желания мы начнем с помощью Божиею и подвизаться, а через подвиг получаем помощь к стяжанию добродетелей. Посему-то некто из отцов сказал: «Дай кровь и приими дух», т. е. подвизайся и получишь навык в добродетели.

Когда я обучался светским наукам, мне казалось это сначала весьма тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю; когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел, или что пил, или как спал. И никогда не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих, и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен и любил своих товарищей. Когда же учитель отпускал нас, я омывался водою, ибо иссыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водою; приходя же домой, я не знал, что буду есть, ибо не мог найти свободного времени для распоряжения касательно самой пищи моей, но у меня был верный человек, который готовил мне, что он хотел. А я ел, что находил приготовленным, имея книгу подле себя на постели, и часто углублялся в нее. Также и во время сна она была подле меня на столе моем, и, уснув немного, я тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение. Опять вечером, когда я возвращался [домой] после вечерни, я зажигал светильник и продолжал чтение до полуночи, и [вообще] был в таком состоянии, что от чтения вовсе не знал сладости покоя.

Итак, когда я вступил в монастырь, то говорил сам себе: «Если при обучении внешнему любомудрию родилось во мне такое желание и такая горячность от того, что я упражнялся в чтении, и оно обратилось мне в навык, то тем более [будет так] при обучении добродетели» и из этого примера я почерпал много силы и усердия. Так, если кто хочет приобрести добродетель, то он не должен быть нерадивым и рассеянным. Ибо как желающий обучиться плотничеству не занимается иным ремеслом, так и те, которые хотят научиться деланию духовному, не должны заботиться ни о чем другом, но день и ночь поучаться в том, как бы приобрести оное. А иначе приступающие к сему делу не только не преуспевают, но и сокрушаются, неразумно утруждая себя. <…>

Отлох Санкт-Эммерамский

(ок. 1010 – ок. 1070)

Отлох Санкт-Эммерамский – монах, богослов, переписчик и школьный учитель, автор четырех произведений, либо полностью, либо большей частью посвященных истории собственной жизни. Приведенные здесь фрагменты из основных автобиографических трудов Отлоха – единственные и притом немногословные свидетельства писателя о детстве и годах учебы в баварском монастыре Тегернзее, хотя приобретенные тогда навыки переписчика и познания в свободных искусствах являлись предметом постоянной гордости Отлоха и существенным компонентом его самоидентификации. При сравнении фрагментов из сочинений Отлоха разных лет видно, как в течение жизни изменилось содержание его воспоминаний о детстве. В первом из своих автобиографических сочинений, «Книжице о духовном учении», написанной в 1034 г., по вступлении в монастырь св. Эммерама, Отлох вспоминал о детских годах почти исключительно в связи со своим намерением уйти в монастырь (тогда так и не осуществленным). В том же контексте тема детства возникает и в «Книге видений», составленной в 1062–1064 г. Если в «Книге о беге духовном», написанной в конце 60-х годов. XI в., Отлох вовсе не говорил о своем детстве, то в составленной на ее основе «Книжице об искушениях некого клирика» появляется обстоятельный рассказ о годах учения. Отлох прежде всего пишет о своих успехах в освоении искусства письма, к которому его «с раннего детства предопределил Господь». Несмотря на важность каллиграфии (studium scribendi), место которой в рукописной культуре Средневековья трудно переоценить, Отлох считает этот свой дар второстепенным по сравнению c оригинальным литературным творчеством (studium dictandi). Его он избрал по вступлении в 1032 г. в монастырь св. Эммерама в Регенсбурге добровольно и с целью обуздать свою плоть. Тем не менее писатель рекомендует «некоторым монахам, преданным праздности», заниматься хотя бы и каллиграфией, как «подобающей монашеской жизни» 128 .

128

Вступительная статья и перевод Н. Ф. Ускова.

Из «книжицы о духовном учении»

Глава XV

О том, как после разнообразных приступов недуга вернулся к монашеским обетам

… Ведь помимо обета, который недавно принес (1032 г.), // Некогда, будучи еще маленьким мальчиком, // Преисполненный ожиданиями учебы в школе, // Обещал подчинить себя святому монашескому закону. // Сделал же это без всякого юридического принуждения // И не при свидетелях открыто, но тайно, побуждаемый любовью // К единому Господу, поскольку начал хорошо учиться // И поскольку как первый ученик жил вместе с монахами. // О горе! Этот обет, как считал, был якобы дан по-детски. // По легковесному совету обещанием таковым пренебрег, // Ведь одновременно соблазняли меня и мир и юность… 129

129

Migne J.-P. Patrologiae latinae… cursus completus… P., 1848. T. 146. Col. 280.

Из «книги об искушениях некоего клирика»

Еще угодно мне рассказать, какое великое знание и какую способность к писанию получил от Господа в нежном возрасте. Маленьким переданный в школьное учение, я очень быстро выучился буквам и пению, которое осваивают вместе с буквами, и начал задолго до обычного времени обучения, без приказания наставника, овладевать искусством письма. Тайно и необычным образом, без всякого наставления, попытался освоить это искусство письма. Потому и случилось, что привык при письме держать перо неправильно и позже никакое учение не могло этого исправить. Ведь сильная привычка мешала мне улучшиться. Когда многие увидели это, то говорили в один голос, что я никогда не буду хорошо писать. Но по милости Божьей случилось, как многим известно, иначе. Ведь хоть и казалось, что в детстве я научился кое-как писать, в то самое время, когда мне вместе с другими мальчиками была дана дощечка для занятий письмом, явил присутствовавшим чудо. Позднее, но не после долгого времени, так начал хорошо писать и такую страсть имел к этому, что и в том месте, где всему этому научился, то есть в монастыре, называемом Тегернзее, переписал многие книги. И еще ребенком отправленный во Франконию, настолько много предавался писанию, что по возвращении оттуда едва не лишился зрения. Я решил поведать об этом для того, чтобы побудить других к подобному рвению в трудах, а рассказывая всем о милости Божьей, которая предоставила мне такой дар, хочу подвигнуть их к возвеличиванию вместе со мной благодати Божьей 130 .

130

Otloh von St. Emmeram. Liber de temptatione cuiusdam monachi /S. Gabe. (Hrsg.). Bern, 1999. P. 352, 354.