Детство
Шрифт:
– «Возможно! Вот, например, листья деревьев, особенно это видно по клёну, свёртываются к дождю, подставляя свежему ветру свою нижнюю поверхность! Сильный и поздний листопад к суровой зиме! Жёлтые листья летом к ранней осени! Дубрава шумит к непогоде! К наступлению тепла усиливается треск деревьев в лесу!» – продолжал удивлять брата Борис.
– «Вот это да! Оказывается, не зря ты учился в лесотехническом институте!» – обрадовался за брата Пётр.
– «Да, не зря! Вот сильный шум ветра в безветренную погоду в хвойном лесу – зимой к оттепели, а летом к дождю! Так это ещё не всё! Погоду
– «Борь, а расскажи ещё, какие есть ориентиры, интересно ведь!».
«Хорошо! Как ориентироваться в лесу? Лучше всего по распространённой у нас и всеми любимой берёзе! У неё всегда кора белее и чище с южной стороны, а трещины, неровности и наросты на стволе образуются всегда с северной. И это даже в глубине леса! По ней даже можно прогнозировать наступающий сезон! Если они весной опушатся раньше клёна, то будет сухое лето, а если позже, то дождливое. Тоже самое и при сравнении берёзы с ольхой! Много сока весной течёт из берёзы – быть дождливому лету! Если её сок не вкусен – будет хороший урожай хлебов! Берёзы и зиму предсказывают! Если с начала октября листья с неё не опали – жди поздний снег. А если листья вовремя опадут и все, то в конце января – начале февраля жди длительной оттепели. И про весну берёзы рассказывают тоже ещё осенью! Если берёза желтеет с макушки – жди раннюю весну, и наоборот. А по другим деревьям и кустам тоже можно предсказывать! Но это в другой раз! И всё это народные приметы, позволявшие вовремя сеять и убирать урожаи!» – завершил Борис свой весьма поучительный монолог, далее продолжив про школу.
От брата Пётр узнал, что к началу лета 1943 года эту школу трансформировали в Учебный центр подготовки специальных разведывательно-диверсионных отрядов НКВД, и он остался в ней преподавателем той же дисциплины.
Вскоре его труд был отмечен. На основании приказа Центрального штаба партизанского движения № 63/н от 7 июля 1943 года о награждении большой группы диверсантов этого Учебного центра, Б.П. Кочет, наряду с другими преподавателями, был награждён медалью «Партизану Отечественной войны» II-ой степени.
Борис достал из комода медаль с выпиской из приказа и показал Петру коллективную фотографию. На ней тот с трудом нашёл брата в гражданской одежде среди военных.
В ноябре того же года школу расформировали, передав основную часть кадрового состава в подчинение Управлению войск НКВД. А Бориса, как не военнообязанного, оставили работать в его лесничестве. Теперь он занимался восстановлением частично утраченного во время войны подмосковного леса.
Но однажды Бориса Петровича всё же на короткое время привлекли прочитать курс лекций и провести практические занятия со слушателями Центральной школы подготовки командиров штабов (ЦШПКШ), фактически являвшейся годичными разведывательными курсами.
Одна из точек подготовки кадров разведчиков как раз находилась в Малаховке. За высоким дощатым забором стоял особняк и несколько деревянных построек. В них размещались учебные классы, кабинеты и лаборатории. На территории была спортплощадка, пищеблок с посадочными местами на полтора десятка человек, и своё подсобное хозяйство. Но вскоре и эта командировка старшего из братьев Кочет завершилась.
К беседе братьев присоединилась и Ксения Алексеевна, вспомнив первые месяцы войны.
Из рассказов супругов Пётр узнал, что первая воздушная тревога в Малаховке
– «Петь, если бы ты тогда захотел к нам приехать, то тебя бы всё равно не пропустили!» – заметила Ксения.
– «Так я бы и не поехал! У меня в наркомате работы было по горло, да и комендантский час уже был введён!».
Далее Пётр узнал, что около всех домов их жители вырыли щели, служившие укрытием от осколков в случае бомбёжки. Борис обложил стены своего укрытия досками, раскрепив их вертикальными кольями с горизонтальными распорками, и сделал нары для сидения. А сверху всё это прикрывалось лёгким сдвижным навесом из досок, слегка присыпанных сверху землёй и ветками. И в начале августа эти укрытия пригодились, когда немцы впервые сбросили бомбы на железную дорогу и Малаховку.
– «А по ночам мы с соседями дежурили парами!» – заметил Борис, почему-то загадочно улыбнувшись.
– «Да, по полночи – следили за светомаскировкой и за прохожими!» – уточнила Ксения.
– «А помнишь, как ты в огороде и в саду собирала осколки от наших зенитных снарядов?» – спросил Борис жену.
– «Да! А ты их с крыши сковыривал и дыры латал! А в сентябре и в октябре, как стало жутко дежурить?! Тревоги были каждую ночь!».
– «А тут ещё мы радиоприёмник сдали – никаких новостей!?» – вспомнил Борис.
– «Но самое противное было, когда, кажется с семнадцатого июля, ввели продуктовые карточки!» – вспомнила хозяйка.
– «Но и на них трудно было купить продукты! Только хлеб в ограниченных количествах! Хорошо, что у нас хоть огород и сад есть, корова и куры были!» – оживился и хозяин.
– «А какой ужасный налёт был ночью двадцать девятого июля?! Помнишь? – обратилась Ксения к мужу – Ночь была лунной – видимо немцам всё хорошо было видно?! Потому было много немецких самолётов – наши зенитки лупили без перерыва! Я тогда в первой половине ночи дежурила».
– «А я помню, как в начале августа мы с соседом сидели на его веранде и видели, как наши прожектора поймали и вели немецкий самолёт! А тот от страха бомбы сбросил – чуть в нас не попал! Был ужасный грохот и страшный удар! Дом чуть ли не подпрыгнул – все стёкла вылетели! Даже нас взрывной волной на пол бросило!? А днём я на Южной видел большущую воронку около железной дороги. Одного дома уже не было – только на соснах висели доски и разные вещи, а два других и казарма были только повреждены! Слава богу, говорят, тогда обошлось без жертв – щели спасли! Ещё бомбы падали на Лермонтовскую и на посёлок Обрапрос. А в районе Февральской улицы зажигалки всё же спалили несколько дач! Только не знаю, были жертвы или нет!» – ответил тот подробностями.
– Надо же? Значит, тогда Борька чуть было не погиб?! – с жалостью взглянул Пётр на старшего брата.
– «А как тут у вас было… э-э, кажется шестнадцатого или семнадцатого октября, когда в Москве паника была?» – спросил младший.
– «Ну, панику мы не видели, а эвакуация шла во всю! Хотя всего дня три – четыре! А потом всё затихло» – ответил Борис.
– «Да-да! Как мне не помнить! Ведь тогда, шестнадцатого октября, по нашей дороге срезали все провода, и электрички не ходили! И я осталась в Москве! Хотя многие пошли по домам пешком?!» – вспомнила Ксения этот день.