Детство
Шрифт:
Теплым прощальным вечером, когда они уже распрощались с Жаком, а их вещи уже ждали хозяев в посольстве, супруги Кочет сделали ещё одну фотографию, но теперь с видом Эйфелевой башни с моста Александра III-го, вложив в экспозицию этого кадра всю свою русскую грусть от прощания с Парижем, с Францией.
Обратный их путь в Москву на Ли-2П также лежал с промежуточной посадкой и обедом в Берлине. Но теперь супруги приняли самые действенные меры, чтобы избежать
Москва и Внуково встретили их в среду 18 августа вечерней прохладой, а дом в Печатниковом переулке знакомой родной затхлостью.
На следующий день Пётр Петрович Кочет прибыл в МИД и отчитался по командировке, получив высокую оценку руководства, денежную премию и задержавшийся очередной отпуск. Успел он позвонить Борису и Лизе.
Затем его отвезли на приём к руководству Комитета информации в Ростокино на 3-ий Сельскохозяйственный поезд, дом 4, в котором раньше располагался Отдел международных связей Коминтерна.
Петра Петровича принял начальник 2-го отдела 2-го Управления Комитета информации при Совете Министров СССР тридцативосьмилетний подполковник Александр Михайлович Сахаровский, занимавший этот пост с 24 июля 1947 года. Тут же присутствовал и его заместитель сорокапятилетний полковник Дмитрий Георгиевич Федичкин, занимавший свой пост с октября 1947 года.
– «Пётр Петрович! Мы читали все ваши донесения и весьма удовлетворены вашей работой! Теперь хотим уточнить ряд деталей! – начал моложавый начальник – Через несколько дней я ухожу на другую работу – заместителем начальника нашего же управления. Поэтому ввожу в курс дела своего заместителя Дмитрия Георгиевича!» – кивнул он на полковника по виду ровесника Кочета.
– Надо же? Подполковник выше по должности, чем полковник! Да ещё опять идёт на повышение! Видимо, этот полковник тоже, как и я, задержался в должностях и званиях?! – проникся он уважением к Сахаровскому и сочувствием к Федичкину.
В ходе дальнейшей беседы Пётр Петрович ответил на ряд вопросов, больше касавшихся оперативной стороны его деятельности. Но когда офицеры поняли, что Кочет, как разведчик, не профессионал, то разговор быстро закончился.
– «Ну, спасибо, Пётр Петрович! Успехов вам! Желаем хорошего отдыха!» – учтиво распрощался с ним А.М. Сахаровский.
– Надо же?! Они и про мой отпуск уже знают! Не даром разведка! Наверно потому долго и не расспрашивали! – уходя, понял Кочет.
А в это же время Алевтина Сергеевна созвонилась с директором своей школы, объявив о своём приезде в Москву и готовности выйти на работу, что вызвало радость Осиповой, назвавшей ей выход на работу 30 августа. Затем она сходила по продуктовым магазинам и принялась за приготовление обеда.
В первый же день своего отпуска, после нового похода по магазинам и помощи жене в генеральной уборке, уже вечером Пётр Петрович занялся проявкой накопившихся парижских фотоплёнок.
С особым волнением и нежной грустью супруги рассматривали последнюю фотографию, ставшего уже родным, уютного и живописного тупика Сите дю Миди.
На
А потом они решили немного перекусить, посидев в летнем кафе «Центр» у Кузнецкого моста, уходя сделав фотографию из здания напротив.
В утра субботы 21 августа Кочеты выехали в Малаховку, где ещё гостила Эля, чтобы по договорённости с братом и Ксенией недельку пожить у них в полноценном отпуске.
Эля, Олег и домработница Нюра встретили гостей с радостью, особенно дочь – отца. Пётр Петрович подарил детям туристические путеводители по Парижу и подшивку красочных вырезок из Юманите – Диманш про пса Пифа, которые он заботливо собирал с марта этого года.
Вечером подъехали Борис и чуть позже Ксения. Старшие Кочеты встретили младших вполне дружелюбно и даже с радостью, но с некоторой настороженностью, что уловила, с прошлого года предвзято к ним относящаяся, Алевтина, тем более с её теперь обострившимся чувством самосохранения себя и плода.
За ужином устроили маленькое застолье с расспросами о жизни в Париже. Но Алевтина уловила лёгкий холодок, пробежавший от хозяев и
выразившийся в обращённых только к Петру вопросах. Причём все их вопросы не касались самой Алевтины, как будто она не ездила в Париж.
И лишь однажды Борис спросил Петра о жене, и то в третьем лице и с поддёвкой:
– «Петь, а чего это твоя Аля-краля не пьёт?! Больная что ль?!».
– «Нет! Беременна!» – быстро среагировал увлечённый рассказом Пётр.
Видимо его уверенный ответ, вызвавший молчаливую паузу, ошарашил хозяев, на время, вызвав у них завистливую оторопь.
Но вскоре хозяева перешли на чай из самовара. А немного успокоившись от шокирующих их подробностей парижской жизни семьи младшего брата, чуть подобрели в делах и в словах, переключившись теперь на малаховские новости. Однако уже обидевшаяся Алевтина покинула общий стол под предлогом общения с детьми на улице.
Но вскоре детей «загнали на боковую» и Пётр вышел к жене в сад. Позднелетний воздух был свеж и вкусен. На темном небе уже виднелись яркие звёзды. Пётр накинул на плечи жены свой пиджак, и они немного побродили по саду, затем выйдя за калитку и прогулявшись до озера и обратно.
А на чёрном небе уже начался звёздопад. Это успокоило Алевтину, в шутку начавшую считать упавшие звёзды.
– «Петь! А мы, бывало, так с папаней тоже ходил по саду, и считали упавшие звёзды!» – вдруг вспомнила она, чуть прослезившись.
И это заметил Пётр.
– Да! Моя Аленька становится сентиментальной! Наверно всё же беременность сказывается?! Однако холодает! Пора её вести в дом, а то не дай бог ещё простудится?! – молча решил он, уводя жену к дому.
На следующий день в воскресенье старшие хозяева дома вели себя, как ни в чём не бывало. Пётр предложил брату помощь по хозяйству, а Алевтина промолчала, не став лишний раз нарываться на грубость Ксении.