Детям до шестнадцати
Шрифт:
Но камеру он не взял, причём по самой дурацкой причине: в ноль разрядился аккумулятор, и выяснилось это за десять минут до выхода.
– Ничего, это не последний день рождения в твоём новом классе, – философски заметила мама. – Успеешь ещё с видеохроникой наиграться. Вот, рубашку возьми, наглаженную.
…С третьей попытки Петька справился со свечами. Включили свет, и над шоколадным тортом поплыл приторный дымок. Почему-то потушенные, дымящиеся свечи показались Сане похожими на трубы в сожжённой фашистами деревне – они с папой смотрели осенью такой фильм, из старых советских. И
И всё равно Саня чувствовал тут себя чужим. Вроде почти неделя прошла, в классе на него уже не косятся как на неведому зверушку, он уже почти всех по именам-фамилиям помнит – а есть между им и ними какая-то стеночка, прозрачная, из небьющегося стекла. Причём стенку ощущает только он, ребята её не замечают, вроде как приняли в свою стаю. Даже зауважали – после того случая с Боровом. Правда, пару дней смотрели как на смертника-камикадзе, но опасный девятиклассник пока никак не проявлялся. Несколько раз Саня его видел, но тот новичка-семиклассника в упор не замечал. А раз так, то и нечего себе голову забивать всякими свинообразными. И без того проблем хватает.
Например, это ж нужно так умудриться – в первую же неделю поссориться с учителем. Причём не с каким-нибудь, а с учителем физкультуры – уж от физры-то Саня ни малейших неприятностей не ждал, с физрой у него всё всегда было отлично. В Краснодаре вот на районных соревнованиях по лёгкой атлетике выступал за школу и даже грамоту получил.
А всё, между прочим, из-за того самого рыжего Петьки Репейникова, который только-только задул свои тринадцать свечей. Вот что бы ему стоило не забыть форму? Как бы всё прекрасно вышло!
Но в четверг третьим уроком была физра, и в раздевалке Репейников обнаружил, что к уроку более чем не готов. Все остальные давно уже переоделись и теперь стояли в спортзале, ожидая построения. Форма, кстати, идиотская – белые шорты, зелёные футболки с цифрами 1919 – номером школы. Неужели нельзя, чтобы каждый в чём ему удобнее занимался? Но нет, здесь же гимназия, здесь же славные традиции, и маме пришлось срочно покупать эти шорты с футболкой прямо в школе – тут оказалось всё схвачено, и всего за полторы тысячи рублей… За целых полторы тысячи, подчёркивала мама, жалуясь папе на московские маразмы.
А Репейников не придумал ничего лучшего, как принять виноватый вид и выйти в зал в чёрном школьном пиджаке, брюках… и даже при галстуке. Точно тут ему не физра, а геометрия.
– Ну и как это понимать? – осведомился Николай Геннадьевич. – Репейников, ты забыл, где у нас раздевалка?
– Он не где раздевалка забыл, он форму забыл, – сообщил учителю мелкий и вертлявый Илюха Муравьёв, в просторечии Мураш. Про таких папа говорит – в каждой бочке затычка.
– О как! – поднял брови Николай Геннадьевич. – Опять? Репейников, это уже который раз по счёту за год? Десятый? Двадцатый? Голову ты в школу не забываешь, верно? А форму, значит, забыть можно? А ты помнишь, о чём я тебя предупреждал в прошлый раз?
Петька
– Вот вижу, что помнишь! – ухмыльнулся физкультурник. – Я тебя при всех предупредил: ещё раз забудешь форму – и будешь заниматься в трусах! Так что марш в раздевалку, и чтобы через тридцать секунд стоял в строю! И так из-за тебя урок задерживаем.
Репейников сделался ещё ниже ростом, замер неуверенно – то ли в раздевалку идти, то ли умолять учителя, то ли просто зареветь. И Саня каким-то шестым чувством уловил, что именно так сейчас и будет. Разревётся этот вполне посторонний ему Петя Репейников, и тем самым опозорится перед классом ещё сильнее, чем если бы разделся до трусов.
А потом он уловил в себе какое-то седьмое чувство, когда жаркая волна поднимается изнутри, дёргает за сердце и толкает вперёд.
– Николай Геннадьевич! – сказал он, подняв руку, точно сейчас была история или алгебра. – Так же нельзя!
Физкультурник посмотрел на него с интересом.
– Хм… Новый член коллектива, Саша Лаптев из Краснодара?
– Ага! Очень приятно, – машинально вырвалось из Сани.
– А уж мне-то как приятно! – улыбаясь на тридцать два зуба, заявил Николай Геннадьевич. – Ну так что ты мне хотел сказать?
Упругая сила всё ещё толкала Саню вперёд. И как всегда бывало в таких случаях, звенело в ушах и все предметы казались излишне резкими, как если смотреть в полевой бинокль (на прошлый день рождения папа ему такой подарил).
– Я думаю, Николай Геннадьевич, что вы неправы, ну, насчёт Петьки. Он, конечно, виноват, что форму забыл, но нельзя же вот так… заставлять его в трусах заниматься.
– Что вдруг? – прищурился физкультурник. – Чем это принципиально отличается от вашей спортивной формы?
– Ну… – замялся Саня, – вы же сами понимаете! Это же любому было бы стыдно, вот так выйти перед всеми раздетым… тут же и девчонки… то есть девочки.
– Ну, не догола же, – возразил Николай Геннадьевич. – А раз уж ты такой борец за мировую справедливость, скажи: а как мне нужно поступить? Выгнать Репейникова с урока я не имею права, потому что отвечаю за каждого из вас, а значит, весь урок он должен быть у меня на виду. Разрешить ему заниматься в школьной форме тоже не могу, это нарушение гигиенических норм. Заставить его все сорок пять минут просидеть на скамейке? Он не больной, он допущен к урокам физкультуры, а значит, должен выполнять учебную программу. Других вариантов не вижу. Возражения есть?
– Есть! – не сдавался Саня. – Вот в той школе, ну, в Краснодаре, если кто без формы приходил, его к завхозу отправляли, ну типа всегда надо где-то что-то таскать, убраться… а за физру ставили пару, только не в журнал, и нужно было потом отрабатывать. На соревнования там съездить, от школы, или что-то типа того.
– Ну, посылать Репейникова на соревнования – это пять! – заржал физкультурник, и полкласса тут же мелко захихикали. – Это ты, Лаптев, мощно задвинул. – Короче, я тебя выслушал, и даже с большим интересом. А у Репейникова выбор простой – или занимается в трусах, или я ставлю двойку за урок, делаю запись в электронный дневник и сажаю тут на лавочку.