Дева Баттермира
Шрифт:
Когда Мэри проснулась, а случилось это поздним утром, выглядела она даже более измученной, как подумалось матушке, нежели накануне, когда Китти Доусон привела ее обратно в гостиницу.
Даже приезд полковника Мура — на сей раз он явился один — нисколько не оживил Мэри. И мистер Робинсон с тревогой наблюдал за тем, как безразлична его дочь к визиту такого важного и богато одетого гостя. Ее лишь немного заняло приготовление подогретого эля с пряностями, призванного поддержать силы полковника после утомительной поездки верхом от самого Кесвика.
— Я вижу, вам нездоровится. — До момента их встречи он намеревался быть любезным с Мэри, однако мысль о том, что
— Ваш… муж… как вы уже знаете, разыскивается сэром Фредериком Вейном по этому весьма неприятному и постыдному делу. Нам всем… и вам в том числе… весьма помогла бы некоторая доля информации о нем, это также помогло бы и судьям с Боу-стрит [43] , вы ведь, наверное, слышали о них? Просто поразительно… охотиться на человека, точно на хорька, с собаками, которые намерены взять горячий след… Хардинг рассказал мне обо всем… поверьте, все, что вы можете мне сказать, а вы конечно же захотите сделать это, станет для нас огромной помощью.
43
Боу-стрит — улица в Лондоне, на которой расположено здание Главного уголовного полицейского суда.
И вновь Мэри не проронила ни слова, и полковник Мур, вынужденный слегка отклониться от темы, горячо поблагодарил ее за эль с пряностями, которым он запил овсяное печенье. Он пересек комнату, делая вид, будто его весьма занимает пейзаж за окном. На самом деле его охватило смятение при мысли о том, что его замечательная, красивая, состоятельная воспитанница неким образом связана с этой болезненно-бледной дочерью хозяина гостиницы, смотревшей на него из-под неприбранных волос так, будто он лично виноват в ее публичном позоре.
— Нам всем весьма жаль вас, — промолвил он, ослабляя тугой воротничок указательным пальцем. — С кем бы я ни говорил, все вам лишь сочувствуют и выражают понимание. Очень сочувствуют.
— Благодарю вас, сэр. — Ее тон заставил его резко обернуться.
Она поднялась и пристально смотрела на него, «словно я был привидением, — скажет он чуть позже, — тогда как она сама более всего походила на бесплотный призрак».
— Что случится, если вы его поймаете? — спросила она.
— О, мы обязательно схватим его, без малейших сомнений.
— И что же произойдет тогда?
— Его доставят обратно сюда, и он предстанет перед судом.
— А что будет с ним потом?
— Все зависит от судей.
— Как вы полагаете, каков будет приговор?
— За все, что он натворил… если только это чистая правда, а, похоже, это именно так и есть… если он не достопочтенный Август Хоуп, член парламента… именно так он и франкировал свои письма: «Оплате не подлежит: А. Хоуп» — это основное обвинение.
— И это означает, что его могут повесить? За то, что он не оплатил письма?
— За то, что не оплатил письма… не в этом дело, дитя мое. Не в этом дело.
— Но его за это повесят?
— Да.
— И может ли что-нибудь предотвратить такой приговор?
— Если у него нет оправдательных причин… а их у него точно нет!., тогда ему остается полагаться лишь на милость суда.
— И каковы же шансы на эту милость?
— Я отвечал на ваши вопросы весьма терпеливо, хотя и находил их достаточно неприятными для себя. А теперь моя очередь задать вам вопросы. Располагаете ли вы чем-либо, что могло
— Что может заставить судей отнестись к нему снисходительно?
— Но почему вы так желаете, чтобы судьи оказали ему милость?
— Я не желаю, — промолвила она. И в этот момент ее боль, словно восстав против нее самой, обрела собственный голос. — У меня есть некоторые его письма.
Одна пачка содержала письма его второй жены Микелли Нейшен, которая по-прежнему оставалась ею и родила ему двоих детей. Другая пачка, поменьше, принадлежала первой его жене, дочери лорда Роберта Маннера, давно покойной, от нее у Хоупа было еще трое детей, и всех их он бросил на произвол судьбы. Эта несчастная медленно угасла в одиночестве, покинутая всеми.
В тот же самый день, 27 октября, когда полковник Мур верхом отправился обратно в Кесвик в состоянии крайнего возбуждения, Ньютон вернулся туда, откуда начинал свое путешествие, и вычислил, что Хэтфилду все же удалось сбежать от правосудия и, вероятней всего, он вернулся в Ланкастер.
Ньютон навестил нескольких торговцев, которые могли купить кое-какие, хорошо известные ему драгоценности.
И очень скоро он уже держал путь к той части побережья, где, по понятиям мистера Харриса, пожилая женщина могла найти массивную золотую цепочку. Однако Энн Тайсон отказалась разговаривать с ним. Она не поддалась ни на хитрости, ни на подкуп, не испугалась угроз.
Однако стоило ему только начать поиски, и он тут же наткнулся на беременную молодую женщину по имени Сэлли, которая работала поденщицей на соседней ферме. Она подглядывала за мужчиной и с радостью согласилась помочь Ньютону, взяв с него обещание увезти ее отсюда. Он заверил ее, что обязательно сдержит слово. Она описала одежду, в которую был одет полковник, она в точности помнила тот момент, когда он уехал. Она проследила его путь до самого Ланкастера и даже сумела вспомнить детали, касающиеся коляски, которую он нанял до Ливерпуля. Ньютон дал ей половину гинеи и велел ей ждать его за оградой фермы сразу после рассвета на следующий день. А затем, не мешкая, отбыл в Ливерпуль.
Пятого ноября в газетах появились заметки, призванные вновь подогреть интерес публики к событию и придать ему особую важность.
Первой была статья Колриджа, опубликованная в «Морнинг пост» и в тот же день перепечатанная «Курьером». События в ней датировались тридцатым октября, и дело происходило в Кесвике. Это написанная по горячим следам короткая статья скорее походила на экстренное сообщение.
Наконец-то удалось узнать настоящую фамилию самозванца, это Джон Хэтфилд…
Несчастная Мэри из Баттермира, осматривая несессер более внимательно, обнаружила, что ящик в нем имеет двойное дно: в тайнике хранилась целая стопка писем, написанных этому человеку его женой и детьми, причем адресатом значился Хэдфилд. Этот гнусный злодей оказался еще и двоеженцем, не считая того, что присвоил себе фамилию члена парламента и от его имени мошеннически франкировал письма… Весьма надеемся, что этот негодяй обязательно будет арестован — до сего дня не совершалось более отвратительного преступления, нежели это. Несчастная Мэри вызывает всеобщее участие.