Девчонки и мода
Шрифт:
– Может, все-таки поешь? – говорит отец, кивая на миску с чипсами.
– Нет, спасибо, – отвечаю я и быстро отворачиваюсь.
Даже одна штучка меня погубит. Потому что за ней непременно последует еще одна, а потом еще одна, и так до тех пор, пока я не опустошу всю миску до последней крошки.
Я набираю номер Дэна и целую вечность слушаю в трубке длинные гудки. Наконец трубку берет один из его не менее придурковатых братьев и начинает плести какую-то чушь насчет того, что Дэн собрался жениться. В конце концов он все же зовет Дэна к телефону.
– Привет! Это я.
– Привет, – говорит Дэн.
И делает большую паузу. Я-то думала, он куда больше обрадуется
– Твой брат сказал, ты вроде как женишься?
– Ты же его знаешь – вечно несет всякую ерунду, – вяло отвечает Дэн. – А зачем ты, собственно, позвонила?
– Просто сказать «привет».
– Ну, тогда привет.
Я молчу. Снова повисает неловкая пауза.
– Может, еще что-нибудь скажешь? – говорю я.
– Но ты же тоже молчишь.
Обычно при разговоре с Дэном мне никогда не требовалось говорить, потому что он не замолкал ни на секунду, так что я даже словечко вставить не могла. А теперь молчит, точно воды в рот набрал.
– Что поделываешь? – интересуюсь я, чтобы хоть как-то поддержать разговор.
– Смотрю матч по телеку.
– Футбол? «Манчестер Юнайтед» играют?
– Нет, регби.
– Что? Регби? Ты же ненавидишь регби. Все ненавидят регби.
– Недавно полюбил. Прикольная игра.
На заднем плане слышится какой-то отдаленный рев.
– О, черт, гол пропустил, – ворчит Дэн.
– В таком случае, не буду больше тебя отвлекать, – говорю я и с чувством оскорбленного самолюбия бросаю трубку.
Глава 3. Девушка со старинных полотен
Ядолго не могу уснуть. Лежу в кровати, уставившись в потолок, и в голове у меня крутится одна-единственная мысль: «ЕДА!» Если вдохнуть поглубже, то еще можно уловить запах пиццы, которую заказывали на ужин. Отец слопал добрую ее половину. Цыпа только объел начинку со своего куска и отковырял по краям хрустящую корочку. А Анна и вовсе не притронулась, сославшись на то, что плотно пообедала с подругой в кафе и еще не успела проголодаться. Ну а я сказала, что меня еще тошнит.
Теперь меня и вправду тошнит. От голода. В животе бурлит, словно в кипящем гейзере. Я такая голодная, что кишки сводит. Я ворочаюсь с боку на бок и тихонько постанываю. Чувствую себя беспомощным писклявым птенцом, разевающим клюв в ожидании пищи. И тут же на ум приходит кукушонок. Огромный, пузатый кукушонок, раза в два раза крупнее остальных птенцов и куда упитаннее собственных приемных родителей, которые из сил выбиваются, чтобы его прокормить. Прямо как я и Анна.
Мне тошно оттого, что я толще Анны. Мне тошно оттого, что я дуюсь на Магду и Надин только потому, что они стройные, а я нет. Мне тошно оттого, что я жирная. Мне тошно. Хочу, чтобы мне всегда было тошно и у меня пропал бы аппетит. Мне нужно сбросить вес, мне нужно похудеть во что бы то ни стало. Мне нужно, мне нужно…
И тут я вскакиваю с кровати и босиком несусь вниз по лестнице на кухню, где должна лежать коробка из-под пиццы. Где же она? Мне казалось, там еще оставался кусочек. О нет, а вдруг Анна выбросила его в помойку? Ох, слава богу, он здесь – еда, еда, еда!
Пицца холодная и жесткая, но мне плевать. Я жадно вгрызаюсь в нее и заглатываю почти не жуя. Подъедаю обглоданные Цыпой кусочки теста и пальцем собираю
Запускаю руку в хлебницу и делаю бутерброд с вареньем, потом еще один, потом начинаю лопать варенье прямо из банки – одну ложку, вторую, третью… Так, что тут у нас еще есть? Кукурузные хлопья! Я зачерпываю их горстями прямо из коробки. А еще обнаруживаю изюм и запихиваю в рот сразу столько, что чуть не задыхаюсь. Я откашливаюсь, и одна вылетевшая из горла полупрожеванная изюмина случайно приклеивается к моему подбородку. Ловлю свое отражение в блестящем пузатом чайнике – и не верю глазам своим. Я вижу настоящую психичку. О господи, что я наделала? Зачем я все это съела? Чувствую, как еда медленно опускается в желудок. Начинает болеть живот. Что же теперь будет?
Я несусь в гостевой туалет рядом с запасным выходом и склоняюсь над унитазом. Пытаюсь вызвать рвоту. Я все тужусь и тужусь, но ничего не выходит. Запускаю в рот палец. Вот ужас-то, желудок сводит от боли. Запускаю второй палец. Ну же, ну же, ну… О-о-о-о-о…
Меня рвет. Как же это омерзительно, мучительно и… долго. Меня рвет снова и снова. Приходится опереться о сиденье унитаза, чтобы не рухнуть на пол. Из глаз брызжут слезы, по спине струится холодный пот. Я сливаю воду и пытаюсь подняться, но у меня так кружится голова, что все плывет перед глазами. Горло саднит, во рту противный кислый привкус, даже несмотря на то, что я несколько раз прополоскала его водой.
– Элли, что с тобой? – Это спустилась вниз Анна. В голубой пижаме, с растрепанными мальчишескими волосами, она выглядит не многим старше меня. – Бедняжка! Тебя вырвало?
– Угу.
– Иди сюда, давай я тебе помогу, – говорит она и опускает крышку унитаза, чтобы я могла присесть. Потом смачивает водой полотенце и аккуратно промокает мне лицо, как будто я Цыпа. Я тихонько прижимаюсь к ней, и она обнимает меня за плечи.
Странно все это. Мы с Анной ведем себя как обычные мать и дочь. Раньше такого не случалось. С тех самых пор как Анна поселилась у нас в доме, я четко дала ей понять, что вторая мама мне не нужна. У меня уже была мама, пусть даже ее и нет сейчас в живых. Годами я не подпускала Анну к себе. Не то чтобы мы враждовали, нет, просто были как два чужих человека, вынужденных жить под одной крышей. Но с недавних пор мы стали понемногу сближаться. Иногда мы вместе ходим по магазинам или в кино или листаем глянцевые журналы – но при этом скорее напоминаем сестер. Одна постарше, другая помоложе. Причем та, что постарше, – это я, потому что я толще Анны. Хоть и не выше. Так нечестно. Почему я вообще толще всех?
По щекам у меня все еще катятся слезы.
– Эй, – ласково говорит Анна, вытирая мне глаза. – Тебе что, правда так плохо?
– Ага, – угрюмо киваю я.
– У тебя живот болит? Или голова? – Анна прикладывает ладонь к моему лбу. – Может, у тебя температура? Хочешь, я вызову доктора?
– Нет-нет, со мной все в порядке. Просто вырвало. Наверное, съела что-нибудь.
– Ты такая бледная. И вся дрожишь. – Анна отводит меня на кухню и накидывает мне на плечи свою джинсовую куртку, висевшую на двери. – Вот так-то лучше, – говорит она, укутывая меня, после чего усаживается на обеденный стол. – Хочешь водички?