Девица на выданье

Бишоп Шейла

Два дня спустя Харриет вновь увидела персонаж, которого она про себя называла «человек в кабриолете».

Она сидела в гостиной для завтрака в пасторском доме и писала скучное письмо своей бабушке. Взглянув в окно, она увидела мужчину, пересекающего газон. На этот раз он шел пешком, и все же это был тот же самый человек – маленький и бледный, одетый в черное; в его приближении чувствовалось нечто зловещее, словно он был злым вестником или самой судьбой.

Харриет услышала, как стукнул дверной молоток, затем Хаттон отворил дверь. Они обменялись несколькими словами, дверь затворилась, и посетитель направился в сторону усадьбы.

«Должно быть, у него какое-то дело к пастору», – сказала себе Харриет. Тем не менее, она встала и пошла, чтобы попытаться узнать подробности.

Хаттон

уже исчез за дверью, которая вела на половину слуг, но Харриет и без него сумела найти ответ на свой вопрос. У подножия лестницы стоял стол, куда на серебряный поднос складывали всяческие записки и визитные карточки, которые прибывали в дом. На подносе Харриет обнаружила письмо, которого десять минут назад здесь не было. Подписанное тщательным каллиграфическим почерком, оно было адресовано миссис Теофилис Кейпел.

Луиза с мальчиками была в парке. Харриет, разумеется, знала, что проявлять чрезмерное любопытство к письмам других людей – непростительный грех и крайняя невоспитанность. Понимая это, она заняла выгодную позицию, чтобы сразу встретить свою хозяйку, как только она вернется.

– Вы хорошо прогулялись, мадам?

– Да, мы ходили к озеру покормить лебедей... Генри, Джорджи, бегите наверх, в детскую. Ну-ка, живо! Вы знаете, я не люблю повторять два раза.

Генри и Джорджи послушно потопали наверх. Их мать заметила письмо на столе, взяла его и перешла в гостиную. Харриет последовала за ней.

– Генри научился распознавать много деревьев и растений, – заметила Луиза. Она положила письмо на стол, достала слоновой кости нож для разрезания бумаги и без особого интереса вскрыла печать, все еще продолжая говорить о своем ребенке. – Среди Кейпелов были ботаники. Я уверена, что сэр Ричард будет доволен племянником... Господи боже!

Она читала, вцепившись в листок бумаги так, словно боялась, что он может улететь.

– Я это знала! – воскликнула она. – Грешное, омерзительное создание! Я всегда знала, что она собой представляет! Почему он не послушался, когда мы пытались его предостеречь?!

– Что такое, миссис Кейпел? Что случилось?

Луиза была до такой степени не в себе, что передала письмо Харриет, едва ли понимая, что незамужней молодой леди не подобает знать подобные вещи.

Харриет быстро пробежала глазами каллиграфические строчки:

«Достопочтенная мадам! Считаю своим долгом ознакомить Вас с некоторыми огорчительными фактами, касающимися персоны, которая недавно стала членом Вашей прославленной семьи. Три года назад мисс Джулия Джонсон проживала в предместье Бата ни большени меньше как на положении содержанки. Весной 1808 года стараниями джентльмена, который наслаждался ее расположением, она поселилась в доме на Уидкомб-Крисчент. Можно не сомневаться в природе этой греховной связи, поскольку я готов предъявить подписанное заявление респектабельного свидетеля, обнаружившего их вместе в бесславных обстоятельствах. Я хотел бы сохранить у себя этот документ (дабы он не попал в неподходящие руки) и потому смиренно осмеливаюсь предложить, чтобы Ваше доверенное лицо обратилось ко мне на постоялый двор «Козел и компас» в Саутбери с тем, чтобы обсудить условия соглашения. Остаюсь, драгоценная мадам,

Вашим покорным слугой.

А. Хенчман».

– Это невозможно, – выдохнула Харриет. – Женщина на содержании... бесславные обстоятельства... не могу поверить, чтобы эти слова имели отношение к леди Кейпел.

Но Луиза поверила во все без малейших колебаний.

– Если бы только мы узнали об этом вовремя, до свадьбы! Если бы Ковердейл сделал свою работу как положено...

– Ковердейл? – переспросила Харриет.

– Лондонский поверенный, который защищает интересы Кейпелов. Я написала ему, когда эта особа впервые запустила свои коготки в Ричарда, попросила его поинтересоваться ее прошлым и получила дерзкий ответ, похожий на совет

не лезть не в свое дело. Ну что ж, очень жаль, что мистер Ковердейл оказался столь близоруким по отношению к свои клиентам, сэра Ричарда можно было бы избавить от больших страданий. Потому что, я боюсь, он, несомненно, будет страдать, узнав, как жестоко был обманут. Однако мы должны быть благодарны за небольшую милость, дарованную нам судьбой, – возможность предотвратить открытый скандал. Люди могут думать что хотят, но подлинные обстоятельства никогда не должны выйти на свет. Пока мы не избавимся от этой выскочки, от этой авантюристки, выдающей себя за леди со всей ее чувствительностью и этой ее арфой... Итак, что же мне делать? Тео чересчур порядочен, чтобы иметь дело с такого рода материями. Какое счастье, что он решил сегодня навестить дядюшку. Но Верни снова здесь, в Холле. Я могу послать его обсудить дело с этим Хенчманом.

Она разговаривала сама с собой, едва ли осознавая присутствие Харриет. Тяжело дыша от нахлынувших на нее чувств, она изменилась на глазах: бело-розовый цвет лица превратился в красный, фарфоровые голубые глаза вылезли из орбит, стали жесткими и яркими. Харриет слушала ее со все нарастающим смятением.

– Вы думаете, сэр Ричард отречется от жены из-за этих россказней?

Луиза вздрогнула и пришла в себя:

– Мне не следовало показывать тебе это письмо. Но я была так потрясена, что сама не понимала, что делаю. Ты должна целиком и полностью забыть это письмо, выбросить все из головы. Когда сэр Ричард и леди Кейпел расстанутся – если они расстанутся, – я уверена, ты и сама знаешь, было бы исключительно неделикатно для юной девушки размышлять о причинах разрыва.

– Да, мадам, – машинально ответила Харриет.

Несомненно, Луиза не могла не помнить, что это значит – быть юной девушкой?

Они обедали в молчании, слишком занятые своими мыслями, чтобы поддерживать беседу. Харриет знала, что Верни был вызван из Уордли-Холла, и, не дожидаясь намеков, вышла из комнаты еще до того, как он прибыл.

Она сидела в полумраке, ее разум плыл в море неопределенности, сомнений и опасений. Конечно, эта ужасающая история не может быть правдой, всему должно найтись какое-то объяснение. И еще проблема с Луизой, Харриет уже некоторое время назад осознала, что добрая, способная, чувствительная жена приходского священника была несколько несправедлива к своей невестке. Если она подчинит своему влиянию Верни, у которого есть свои причины не одобрять женитьбу брата, результатом может стать бесконечное страдание для всей семьи Кейпел. Кто-то из близких должен предотвратить это, но Харриет не представляла, кто бы это мог быть.

Наконец она приняла решение. Тихонько спустившись вниз, чтобы не потревожить совещавшихся в гостиной, Харриет выскользнула из дома через боковую дверь.

Все еще было очень тепло, вечерний воздух мягко ласкал ее голые руки. Через крытый вход Харриет выскользнула на церковный двор. Небо слабо светилось зеленым, и в этом свете, словно в подводном царстве, возвышалась церковь. Харриет смогла разобрать краткое посвящение на ближайшем могильном камне, восхваляющее самую добродетельную из всех Марту Бакстер: «...трезвая, преданная долгу, прилежная в добрых делах...» Какую скучную жизнь, должно быть, вела эта бедная женщина.

Часы на башне отбивали одну четверть часа за другой, а Харриет продолжала водить пальцем по строкам могильных памятников – стало слишком темно, чтобы читать. С каждой минутой она нервничала все больше и уже перестала надеяться, что ее план удастся претворить в жизнь. Девушка гадала, что подумает Верни, когда она остановит его: наверное, решит, что она снова его преследует, а может быть, даже хуже – пытается заманить его в ловушку. Он начнет ее презирать, и Харриет съежилась от боли и отчаяния. Лучше снова вернуться в дом и предоставить Кейпелам самим разбираться со своими скандалами. И когда она уже пришла к такому решению, луч света от фонаря лег на ступени пасторского дома. Верни наконец уходил. Он прошел по траве в нескольких ярдах от того места, где стояла девушка. Харриет облизала губы и сделала самую трудную вещь, какую она когда-либо делала, – окликнула его: