Девица с выкрутасами

Хмелевская Иоанна

Пани прокурор имела блат в высоких сферах и соблазняла переходом в генеральную, одновременно обещая премию в виде собственной, чрезвычайно привлекательной персоны. Лично Кайтусь с красавицей не встречался, только слышал разные восторженные отзывы и лицезрел прелестный облик на групповой фотографии. Вот и влип.

А при ближайшем рассмотрении на месте оказалось, что групповой снимок был сделан десять лет назад, а формы прелестницы существенно обогнали возраст. У Кайтуся потемнело в глазах, и он с ходу, но как можно дипломатичнее отказался от премии, вследствие чего дверцу в генеральную моментально как бы заклинило. Зато несчастный Климчак вышел на первый план, и Кайтусь уже никак не мог отпустить

его с миром, поскольку познанская богиня воспылала местью, а блат у неё был самый что ни на есть реальный. Тем, что он не погорел на этом заманчивом деле ещё больше, Кайтусь был обязан исключительно своему очарованию и изворотливости.

Но, похоже, погореть еще предстояло, ведь тут сидит Патриция…

— Вечно я встреваю, простите, пожалуйста, пан адвокат! — мило извинилась Патриция, не обращая ни малейшего внимания на затаившегося Кайтуся. — Продолжайте, прошу вас, это так интересно!

— Опять о политике будет? — подозрительно спросил пан Войтек, не донеся вилку до рта.

— Нет, это семейное, — поспешила успокоить мужа пани Ванда, с трудом сдерживая смех.

Хозяин поверил супруге и с облегчением отведал запеканки.

— Скандал разразился только тогда, когда в сети угодил папаша предводителя процветающей шайки, — продолжил Островский. — Угораздило его, уж больно тому девица приглянулась, а одновременно узнал и обременительного сыночка, вот тогда-то бомба и взорвалась, а осколки разлетелись очень далеко. Протрезвел благородный отец моментально и так шуганул разбойничков, что те его даже не ограбили… Нетрудно догадаться, что опуститься до столь примитивного разврата его заставило явное злоупотребление…

— А не природные склонности?

— Наверное, не без этого, опять же воспользовался случаем, только и всего. Официально, как всем прекрасно известно, он придерживается строгих моральных принципов.

— Да уж, услужил сынок…

— Ваша правда. Возвращаясь к сути дела, банду разогнали на все четыре стороны, да что толку, сынуля от Зажицкой совсем голову потерял, а она, чтобы было веселее, втюрилась в Климчака. Отсюда и его травля. Засадить поганца за решётку, разделить любовничков из Вероны, а Зажицкую оставить в распоряжении избалованного сынка.

— И папули?

— Как-нибудь уж поделятся, наверное, хотя папаша жутко боится скандала, — тут пан адвокат вздохнул с облегчением. — Слава богу, что здешний процесс уже кончился, а то на ваших посиделках толстеешь, как на дрожжах.

— Процесс у нас короткий, сильно не разнесёт.

— Ещё апелляция предстоит, — утешила присутствующих пани Ванда.

— Мало, — констатировал внимательно слушавший пан Войтек, явно разочарованный.

Минуту все тупо молчали, а вилки с запеканкой застыли в воздухе.

— Мало чего? — подозрительно переспросил пан адвокат. — Моего лишнего веса? Вам-то хорошо говорить, вы не склонны к полноте.

— Нет, что вы, я не про то. Семейного мало и вообще о нравах, вы опять в профессиональные дебри лезете, а я что-то совсем ничего не понял. Как такое может быть, чтобы нормальные люди ради вульгарных развлечений по кустам из штанов выскакивали…

Вся компания развеселилась не на шутку, а Патриция вдруг разразилась текстом, слепленным сразу из всех свежеприобретённых скандальных сведений, которые не было ни малейших шансов опубликовать.

— Тихо, пожалуйста, тише! — энергично потребовала она у гостей. — Я вам, пан Войтек, сейчас всё объясню. Я тоже считаю, что это сказочное свинство… началось всё с того, что пан, простите, товарищ…

— Без фамилий! — напомнила пани Ванда ещё энергичнее, стараясь не расхохотаться.

— Хорошо, без… Некто чрезвычайно достойный, опора первого секретаря, страшно морально

устойчивый, который его поддержал, когда придумали жилищные нормы по семь квадратных метров на человека, на метр больше, чем для племенной коровы-рекордистки. Фамилии у него может и не быть, зато социалистическая мораль прямо из ушей прёт. И вообще, мы имеем дело с безумно романтической историей, фрагменты которой господин адвокат нам поведал с присущим ему тактом. Ходят слухи, что сынок этого достойного товарища из кожи вон лезет, чтобы развлекаться, как это делали некогда проклятые буржуи и кровопийцы, устраивая тем самым дорогому папочке истинное пекло, поскольку папуля и сам не прочь, но тайком, потихоньку. А сынок в претензии, что денег нет на нелегальные похождения…

— Легальные ему и так доступны без всяких денежных затрат, — внёс пояснения господин адвокат.

— Но на такие благопристойные он плевать хотел, а жаждет очень даже непристойных, причём предел его мечтаний — Монте-Карло и площадь Пигаль. А тут облом, поскольку в тех местах заслуженные партийные предки не в чести и проклятые капиталисты за все услуги требуют денег. Вот изобретательный сынишка и нашёл себе замену в лице тех легкомысленных девиц, которых у нас нет и быть не может, строй не позволяет, и в этих бордельных кругах наткнулся на Зажицкую. А у той, видите ли, с юных лет были эдакие антиобщественные устремления, вот она профессию и осваивала, понятное дело, не в Плоцке, а где подальше. В Познани имела соответствующих приятельниц, и там же на неё напоролся наш взбунтовавшийся князёк, совершенно потеряв голову. Деталей сей романтической встречи я не знаю, поскольку в бумагах господина адвоката их обрывки выглядели так, будто некие весёлые щенята их сначала проглотили, а потом вернули назад, но очень скоро оказалось, что Зажицкая вовсе не желает быть общественной собственностью, а претендует на роль правящей куртизанки. Принц Карлуша охотно согласился…

— Карлуша? — удивился хозяин дома.

— Собственно говоря, Карл. Если вы помните, так звали некоего Маркса, которому родители Карлуши выразили таким манером своё восхищение и преклонение.

— В моё время никаких Марксов не было, — высказалась с чувством оскорблённого достоинства подпиравшая косяк домработница Каролинка. — Меня в честь крёстной назвали, а не каких-то там лапсердаков.

— Да кто ж такое на вас подумает?! — возмутилась Патриция. — Господь с вами! Возвращаясь к нашим баранам, я подозреваю, что Зажицкая подсказала схему действий, а Карлуша живенько раскрутил предприятие. Девиц набрали шикарных, бизнес процветал, и продолжалось всё довольно долго…

— Минутку, прошу прощения. Но откуда все эти кусты и заросли? Я Познани не знаю, там что, есть какое-то заведение в буйной зелени? Ведь они, наверное, не под голым небом соблазняли своих… как бы сказать получше… клиентов?

— О, всякое бывало. Случалось, клиента снимали и у кинотеатров, и на вокзалах, где придётся, но по большей части в разных питейных заведениях. А дальше, как и у нас, схема везде одинакова. Такси, дама клянётся, что хата у неё — высший класс, клиент под мухой, но пару шагов ещё в состоянии сделать, а тут к вашим услугам и давно присмотренный заливной лужок у речки Варты. А на нём уже поджидают крепкие пареньки, которые примерно наказывают развратника путём отъёма материальных ценностей. Карлуша добычу делил по-честному: половина мне, остальное вам. Дело завоняло, когда один из развратников угодил в больницу и менты засуетились, что заранее было обречено на провал, поскольку Карлуша сразу попал в прокуратуру, где и не думал скрывать свою личность. Посвящённый, таким образом, в тайну сего грязного дела прокурор тут же получил пинка на вышестоящую должность где-то там, как можно дальше, а на его место…