Девичьи сны (сборник)
Шрифт:
Между тем Филипп напился воды из кружки, принесенной Асей, и пошел было к лестнице, но остановился.
– Доктор, – говорит он, жесткой ладонью тронув щеку, – все хочу попросить вас: дайте мне что-нибудь, чтобы я меньше потел во сне.
Игорь, прыгая по каменным ступеням, сбегает с лестницы и, миновав средневековую башню, поворачивает. Бежит по шероховатым плитам Трехмильного проезда. Он очень торопится. Он сам не знает, что заставляет его так спешить.
До сих пор он жил в окружении вещей и явлений ясных и привычных, как свет летнего дня. Но последние события – приезд незнакомой женщины, непонятное бегство дяди Георгия,
А дорога становится все круче. Игорь, запыхавшись, переходит с бега на быстрый шаг.
Кончился Трехмильный проезд. Влево уходит лесная дорога в Халцедоновую бухту, но Игорь знает, что дядя Георгий не любит этой дороги: он всегда предпочитает держаться ближе к морю. И Игорь без колебаний идет направо по тропинке, зигзагами сбегающей в ущелье. Некоторое время он спускается в ажурной тени моста электрички, продирается сквозь кусты дикого граната, потом, прыгая с камня камень, переходит через быстрый ручей. И начинает подъем по противоположному склону ущелья, к крутому обрыву над морем.
– Ну так вот. Я уже сказал тебе, что в 56-м году мы со Штейнбергом начали исследование, которое и привело… привело к печальному исходу… Но тогда мы были исполнены энтузиазма. Мы жаждали осчастливить человечество, верили, что нам это удастся… Да и время настало удивительное. Был повержен кумир, умолк стройный хор славословий, и стали слышны человеческие голоса. Я говорю о науке, о замордованной биологии, физиологии… Словом, легче стало дышать, интереснее – работать.
Глеб Алексеевич Рогачев, как и обещал, предоставил нам со Штейнбергом возможность свободного поиска. Наша плановая тема обозначалась довольно туманно. Конечно, она имела отношение к исследованию биоэнергетики клеток головного мозга. Но задачу мы себе ставили куда более крупную… Огромное, знаешь ли, затеяли дело… Помнишь, я говорил: мы добились, что кожа органического происхождения сама восстанавливает изношенные клетки. Износ перестал быть постепенным, он превратился в ступенчатый: кожа долгое время оставалась как новая, пока сохраняла биоэнергетический ресурс… пока не наступал некий час… ну, как будто перегорала лампочка, понимаешь? Но кожа для обуви – это всего лишь подошва. Был важен принцип, а он увлек нас дальше. Видишь ли, есть своя логика в каждом исследовании, и сама эта логика продиктовала вопрос: а клетки живого организма? Можно ли и их перевести из категории постепенного износа в ступенчатый? Ты понимаешь – организм достаточно долго не изнашивается, он остается как новый…
Мы работали с мышами, с морскими свинками. Потом в нашем виварии появились макаки-резус. Если бы ты знал, дружок, как увлеченно мы работали! Нам помогал один толковый эм-эн-эс, недавний выпускник биофака, Виктор Волков-Змиевский по прозвищу Змий. Он здорово наловчился вживлять электроды в нужные точки мозга подопытных животных. Рогачев очень интересовался ходом исследования. Но ни он, ни Змий не имели представления о громаде нашей задачи… о конечной цели исследования… Только один человек, похоже, догадывался…
Звучит музыка – это вальс, старый добрый вальс. Кружатся, кружатся пары в празднично убранном зале, где стоит сверкающая огнями елка и на белом полотнище как бы приплясывают синие буквы: «С Новым годом, товарищи!»
Это столовая института, где его сотрудники устроили встречу Нового года.
За одним из столиков – Штейнберг и Круглов. Леонид Михайлович, худощавый, лысоватый, в черном
Вера Никандровна прикрывает рукой свой фужер, в который Круглов вознамерился подлить вина:
– Мне хватит. И по-моему, тебе тоже, Юра.
– Да что ты, Верочка! – притворно удивляется Круглов. – Я только начал встречать. Дожили до шестидесятого года! Шутка ли? Это же нам, старым воякам, сколько судьбой отпущено, целых пятнадцать лет! А, Леня? Это же – подарок!
– Твое умиление, – отвечает Штейнберг, – свидетельствует лишь о том, что ты хватил лишнего.
– Вот так всегда, – огорчается Круглов. – Стоит мне чему-то обрадоваться, как наш почтеннейший Леонид Михалыч выливает за шиворот ведро холодной воды. Водолей, вот кто ты. Ладно хоть, что я, старый катерник, привычен к таким накатам. А как другие терпят? Витя! – Он хватает за руку улыбчивого юнца, проходящего мимо их столика. – Постой, куда спешишь?
– Пусти его, – говорит Вера Никандровна. – Он хочет танцевать.
– Вы правы, Вера Никандровна, – улыбается тот.
– А! – Круглов, оглянувшись, замечает молоденькую блондинку, ожидающую Витю. – Ну, Надюша потерпит минутку. Вот скажи, дорогой наш Змий, ты Леонида Михалыча боишься? Или не боишься? Скажи как на духу…
А вальс между тем кончился, но танцующие не расходятся, аплодируют, требуя повторения, и вот опять гремит радиола, опять кружатся пары.
Присмотримся к одной из них. Это Глеб Алексеевич Рогачев и жена Круглова Маша. Она и раньше была хороша собой, а теперь – оживленная, нарядная, красиво причесанная – просто неотразима. Надо сказать, и Рогачев за минувшие годы похорошел – такой подтянутый мужчина средних лет с ухоженными усами, с импозантной седой прядью в волнистых каштановых волосах.
– Вы знаете, Маша, – говорит Рогачев, переходя от кружения к плавному шагу, – у меня предчувствие, что шестидесятый будет счастливым годом для нас.
– А я не верю предчувствиям.
– Почему?
– Не верю. Не сбываются они.
– Ну, если сидеть сложа руки и ждать, чтобы само по себе… Надо действовать. Тогда все сбудется.
– Вы, собственно, о чем, Глеб Алексеевич? – спрашивает Маша с милым таким наклоном головы.
Вихрь вальса уносит их. А вот и Витя Волков-Змиевский проносится с белокурой лаборанткой. Весело, в будоражащих ритмах вальса, в беззаботных всплесках женского смеха идет новорожденный год.
– Юра, – говорит Вера Никандровна, – все знают, что ты лихой моряк, но все-таки остановись. Много пьешь.
– Да что ты, Верочка, разве это много? – Круглов двумя пальцами, не слишком воспитанно, достает из вазы мокрый соленый помидор и отправляет в рот. – Вот скоро мы работу объявим, вот тогда напьюсь – уф-ф!
– Еще надо закончить, – замечает Штейнберг.
– Да в сущности, Леня, дело сделано. Устойчивый результат есть? Есть.
– Это ты так считаешь.
– Правильно считаю. Ну, еще месяц на контрольную проверку – и все. Прими, человечество, подарок! Не видало ты подарка от лихого моряка…