Дэвид Линч. Человек не отсюда
Шрифт:
Это Санни Линч, уроженка Нью-Йорка, познакомила сына со злым серым городом. В лесах своего детства Линч часами наблюдал за смолой и насекомыми на больных деревьях, словно смотрел телевизор. В гостях у дедушки с бабушкой по маминой линии в Бруклине он осознал, что в городе – свой вид разложения. Линч называл города местами, где «все рушится быстрее, чем можно это отчистить, построить или исправить». Посещение нью-йоркского метро он переживал как Дантов ад: «Я чувствовал, что по-настоящему спускаюсь в преисподнюю… Это был полный ужас перед неизвестным: ветер от этих поездов, звуки, запахи и другой свет и атмосфера – это был очень своеобразный и травматичный опыт». Как увидел юный Дэвид, странная атмосфера города порождала странное поведение: его дедушка владел многоквартирным домом в Парк-Слоуп, в котором не было кухонь, и Линч помнит, как увидел, что один из жильцов жарит яичницу на утюге («Это меня по-настоящему
Во все еще впечатлительном возрасте девятнадцати лет Дэвид Линч переехал в Филадельфию – эпицентр урбанистической деградации того времени, город, который он будет вспоминать как настоящую Гоморру: «Очень нездоровое, извращенное, жестокое, наполненное страхом, упадочное, разлагающееся место».
4
Индустриальный город
По окончании школы Линч был уверен, что станет художником, и поступил в школу Музея изящных искусств в Бостоне. И он, и его лучший друг Джек Фиск, который выбрал колледж Купер Юнион в Нью-Йорке, были разочарованы первым годом учебы, поэтому в 1965 году они отправились в Европу, где, как им казалось, было больше возможностей для «жизни в искусстве»; как минимум, у них была перспектива учебы у австрийского экспрессиониста Оскара Кокошки (с которым Линч наладил связь через бостонскую школу). «Мы были мечтателями», – сказал мне Фиск в интервью 2007 года. Но реальность не совпала с их ожиданиями. Когда они приехали, Кокошки не было в Зальцбурге. Растерявшись, в Париже они спорили о том, поехать ли в Португалию (как хотел Фиск) или в Грецию (как хотел Линч, потому что девушка, которая ему нравилась, навещала там родственников). Они бросили монетку, Линч выиграл. Трехдневная поездка в Афины на «Восточном экспрессе» принесла еще одно разочарование: потенциальная возлюбленная Линча вернулась в США. Не было ни романтического стимула, ни художественного, деньги кончались (отчасти из-за страсти Линча к импортным «Мальборо», дороговатой привычке при походном бюджете, – но их хватило на все две недели в Европе до отлета домой).
Вернувшись в Александрию, Линч продолжил занятия живописью, но отец не собирался покрывать его внеуниверситетские расходы, и Линч устраивался на разные работы (ни на одной из которых ему не удалось задержаться): в архитекторское бюро, в магазин художественных товаров, в магазин рам (где его разжаловали в уборщики после того, как он поцарапал раму). Тем временем Фиск перешел в Пенсильванскую академию изящных искусств в Филадельфии и звал туда Линча; тогда же обоих вызвали на медицинское освидетельствование, что сразу сделало мысль о колледже привлекательнее. Линч подал документы и в 1965 году был принят в академию – как раз к зимнему семестру.
Под новогоднюю ночь 1965 года Линч переехал к Фиску, который снимал квартиру в ужасном состоянии на углу Северной Тринадцатой и Вуд-стрит, в сердце оживленной промышленной зоны, расчерченной железнодорожными путями, напротив бетонно-стального здания «Хейд», в котором когда-то изготавливали чехлы для аккордеонов. Квартира была в нескольких минутах пешком от главного здания академии на Брод-стрит, а аренда стоила копейки, зато само жилище предоставляло минимум комфорта и удобств. Здание было под снос и в состоянии полнейшего запустения; не все окна были на месте, из-за чего суровыми северо-восточными зимами в дом попадал снег и внутри завывал ветер. Фиск вспоминал, что им пришлось переделать старый кофейник в водонагреватель.
Расцвет промышленности в Филадельфии закончился, и в середине 1960-х годов город раздирали преступность, бедность и, вследствие расовых волнений в северной Филадельфии 1964 года, этнические конфликты. Линч и Фиск жили по соседству с дешевой забегаловкой «Попс Дайнер», и Линч, который обычно спал днем и работал ночью, специально просыпался так, чтобы успеть выпить чашку кофе в кафешке до ее закрытия в шесть вечера. В этой забегаловке он подружился с работниками гигантского городского морга напротив их дома. Фиск вспоминает, как работники морга приглашали Линча к ним, «посмотреть, например, комнату с останками, где оказывались части тел, если труп обнаруживался не целиком». Вполне логично связать то, что видел Линч в филадельфийском морге (количество убийств в 1960-е начало резко расти, а пик преступности пришелся на 70-е), с некоторыми образами из его фильмов, начиная с отрезанного уха из «Синего бархата». Линч как-то назвал мешки для тел, которые он часто видел на тротуаре напротив дома, расстегнутые и провисшие после мытья, «улыбающимися мешками смерти»: в «Твин Пиксе», который начинается с появления замотанного в целлофан трупа Лоры Палмер, одно из (пророческих) видений агента Купера из мира фантазий – это «человек в улыбающемся мешке».
На первом году обучения в академии
Уже в 1987 году, семнадцать лет спустя после переезда в Лос-Анджелес, одно воспоминание о среде, которая сформировала Линча в Филадельфии, по-прежнему действовало на него как машина времени: «Мне сейчас достаточно просто подумать о Филадельфии, и у меня возникают идеи, я слышу ветер, и меня уносит куда-то в темноту». Линч, без сомнения, в курсе того, какую роль играет Филадельфия в мифе о нем, и сам отмечает, что его квартира на Тринадцатой улице находилась неподалеку от места, где жил Эдгар Аллан По в свои самые продуктивные годы, когда во время предыдущего разгула преступности он штамповал зловещие тексты вроде «Убийства на улице Морг».
Сегодня те несколько кварталов у первого жилья Линча в Филадельфии по-прежнему кажутся ничьей землей, но фабрики давно перестали работать, и, как и во многих американских промзонах, здесь понемногу происходят обновления, тут и там разбросаны жилые комплексы. Этот район с его гигантскими домами из кирпича и бетона и готическими и артдекошными строениями в 2010 году был внесен в Национальный регистр исторических мест как Исторический индустриальный район Кэллоухилл. Старого дома Линча и «Попс Дайнера» давно нет, этот угол занимает парковка «Ю-Хаул», [14] а в здании, где раньше был морг, теперь отделение старших классов Римской католической школы. Низкая рента, большие пространства, а возможно, и линчевская легенда привлекают художественные организации. Риелторы оптимистично называют это место «районом лофтов», а некоторые местные жители зовут его «Голова-район» – в память об известнейшем обитателе этих мест.
14
U-Haul – крупная американская компания, оказывающая услуги по содействию в переездах и аренде грузовиков.
5
Фильм из головы
Место действия «Головы-ластика» нигде не называется, но эту инфернальную пустошь ни с чем не спутаешь – это Филадельфия, вернее, Филадельфия из головы Линча. Он в шутку называл этот фильм «настоящей “Филадельфийской историей”», [15] и хотя тот был создан после того, как Линч переехал в Лос-Анджелес, и снят в безлюдном деловом центре города и в скрупулезно смоделированных декорациях, «Голова-ластик» несет на себе отпечаток времени, которое Линч провел в Филадельфии молодым художником на пороге зрелости. Вообще, это, возможно, самое близкое к автопортрету произведение, созданное режиссером, любящим личные истории, но избегающим автобиографичности.
15
Фильм Джорджа Кьюкора с Кэри Грантом и Кэтрин Хепбёрн (1940).
Горемычный герой «Головы-ластика» Генри со взволнованно наморщенным лбом и вставшей как от электрошока шевелюрой – первый в череде тревожных протагонистов Линча. Общее беспокойство Генри становится более предметным, когда его отчужденная возлюбленная Мэри сообщает ему, что родила… нечто: «Они еще не уверены, что это ребенок!» – вопит она. Так как их отпрыск оказывается воющим, покрытым гнойниками монстром, «Голову-ластик» часто воспринимают как фильм о страхе перед отцовством или страхе перед сексом, как притчу о репродуктивном ужасе. Принято подтверждать такое прочтение фильма тем фактом, что Линч стал отцом в двадцать два года, а у его дочери была косолапость. Есть и другие сходства, которые утверждают Генри в качестве первого альтер-эго Линча, начиная с нелепо формальной одежды: он носит пиджак с галстуком, белые носки и футляр в кармане, при этом говорит, что работает «на фабрике Лапелля», но сейчас «в отпуске». Линч некоторое время работал типографом и гравером у филадельфийского художника и галериста Роджера Лапелля. Мэри и ее родители живут в доме под номером 2416; последнее место жительства Линча в Филадельфии, трехэтажный рядный дом на углу, который они с Пегги купили за 3500 долларов, находился по адресу: Поплар-стрит, 2416.