Девочка и мертвецы
Шрифт:
— Я тебя сейчас кочергой опорочу! — Дуська замахнулась. — Перешибу, мало не покажется!
Мужчины невесело засмеялись. Тут на востоке случился неожиданный прорыв: серые прогрызли забор и полезли во двор. Двигались они, слава богу, медленно: потратили все силы на прогрыз забора, и их без труда закидали кирпичами. Светослов бегал по краю крыши и с самым серьезным видом целился в мертвяков из ружья, но так и не выстрелил.
— Давай, ребяты! — кричал Светослов. — Так их! Так!
— Сам-то че? — злились мужики. — Если не стреляешь, хватай кирпичи
Светослов отмахивался:
— Не мешай! Я особенного мертвеца жду! Если кирпичи буду таскать, могу момент упустить!
Захохотали:
— Выкрутился змеёныш!
— Скользкий цукан!
Восток отбили, и тут прорыв случился на юге. Мертвяки поползли на крышу по широкой — в два обхвата — ветке дуба, росшего у самого забора. Дуська орудовала кочергой — любо дорого смотреть. Пятерым головы проломила, десяток с крыши скинула прямо на острые прутья. Ионыч по старинке размахивал лопатой; чуть запыхался, но двух мертвяков зашиб насмерть, отогнал еще нескольких. Светослов и тут выдал: бегал, серым чуть не в лицо целился, но не стрелял. Самый ловкий мертвяк схватил дядь Васю за ногу и едва не стащил с крыши. Ионыч вовремя вмешался: перерубил руку серого лопатой в области запястья. Мертвяк, размахивая покалеченной рукой, словно мокрой тряпкой, покатился к краю крыши, воткнулся головой в водосточную трубу и, с хрустом проломив черепицу, полетел во двор.
— Ай! — крикнули с юга крыши. — Ребятушки, помогите!
Обернулись: мужик с бидоном не уберегся: серые захватили его в полон и волокли брыкающееся тело по ветке.
— Ребятушки! — Безымянный мужик через силу повернул исцарапанное лицо, мутными глазами уставился на убегающую крышу. Выдохнул из последних сил: — Да как же вы так?
— Спасти бы… — пробормотал Велтист, отводя глаза.
Но никто не побежал спасать мужика с бидоном. Все стыдливо прятали глаза или изображали бурную деятельность, швыряя кирпичи вдогонку отступавшим мертвякам.
Ионыч вдруг подумал, что встречи с военными, которые скоро прибудут в Пушкино, хорошо бы избежать. Кто знает: может, его уже объявили в розыск. Эта мысль неприятно поразила Ионыча, и он стал озираться, силясь придумать, как бы незаметно для людей и мертвецов сбежать, но времени долго озираться не оказалось. Мертвяки поползли в сорванную калитку. Их атаку отбили. Серые откатились и пошли в наступление сразу с юга и востока. Велтист, не в силах удержать в поле зрения всех наступавших мертвяков, винтом выжрал поллитру — для успокоения нервов. Отбросил пустую бутылку. Шатаясь, подошел к Ионычу, дыхнул перегаром в ухо и прошептал:
— Какое маленькое предательство, да, братишка? Никто не пошел за Умкой. Никто! Где же справедливость, я тебя спрашиваю?
— Что за Умка? — кричал Ионыч, размахивая лопатой.
— Да с бидоном мужичок, Умкой его кличут. — Велтист захохотал: — Фьють — и нет его! Нету Умки! Какое маленькое предательство — свалить ответственность на кого-то другого… ведь никто не пошел! Никто! Справедливые, ма-ать их…
Ионыч оттолкнул его:
— Да что
— А Умку никто особенно не знал, — буркнул Велтист. — Замкнуто он жил, обособленно. Детишкам оловянных солдатиков в собственноручно изготовленных формочках отливал да продовольственный магазин по ночам сторожил. Дикий был мужик, но справедливый.
Мертвяки пошли одновременно с четырех сторон света. Лезли на крышу, как муравьи; пушкинцы их отгоняли, всё более и более согреваясь.
— Эх! — крикнула Дуся, скидывая шубу. — Давно так жарко не было, а мужички? А ну, размахнись рука, раззудись плечо…
— Дуська, гром-баба! — восхищенно закричали с востока и тут же замолчали, продырявленные насквозь серым щупальцем.
— Ох, тяжко мне видеть, как др-р-рузья погибают! — кричал Светослов, целясь в серых и не стреляя. — Закрыть глаза, штоле?
Ионыч бил лопатой почти наугад; он перепил и окружающую действительность осознавал как коллаж сюрреалиста. Серые двоились и троились, окружали его со всех сторон, падали размытыми каплями с неба, пиявками впивались в тела и предметы.
— Получи! — кричал рядом Велтист, разбивая голову внеочередному мертвецу. — Русские не сдаются! — Он оторвал кусок водосточной трубы и с воплем «За родину!» кинулся на серых: столкнул с крыши сразу троих, и сам нечаянно свалился вслед за ними, воткнулся грузным телом в сугроб. Вяло зашевелил ногами-руками, застонал, откашливая снег.
— Ты как там, Велтистик? — крикнул дядь Вася, охаживавший мертвяка ломом. — Живой ли?
— Я-то че? — глухо отозвался рыжий, поднимаясь на ноги. — Главное, детишек защитить! Это справедливое занятие!
На Велтиста шел низенький красноволосый мертвяк. Остановился возле Велтиста, прошептал:
— В лесу родилась елочка…
Велтист врезал мертвяку по морде справа. Серый упал на тощую задницу, поправил ручонками съехавшую челюсть, прошепелявил:
— На утреннике читал, помнишь…
Велтист добавил мертвяку ногой с размаху: голова серого с громким чпоком отделилась от тела, шмякнулась о детскую горку, подкатилась обратно к ногам Велтиста. Печально посмотрела на него и стала растворяться. Красные волосы плыли в серой лужице и постепенно рыжели.
Велтиста словно током шибануло: узнал.
Узнал!
Велтист упал перед лужицей на колени, опустил пальцы в вязкую жидкость:
— Олежек, ты, что ли? Хулиган ты мой, как же так…
Закрыл ладонями лицо. Пальцы скрючились, нестриженные ногти до крови впились в кожу.
— Помню, Олежек, — прошептал. — Первый твой утренник в садике помню, как ты «В лесу родилась елочка» читал, помню. Всё помню, хулиганишка ты мой… по справедливости сказать, не хотел я на тот утренник идти, на работу спешил, но твоя мамка настояла, чтоб отгул взял, и правильно сделала: справедливо. Ты ведь через три дня после того утренника без вести пропал и вот, видишь как, нашелся…