Девочка из страны кошмаров
Шрифт:
Хозяйка вскоре вернулась с чистым куском марли. Сняв с ноги Эрика сандалию, она туго перетянула голеностоп.
— Заживет нескоро, — предупредила она. — Связки сейчас ослаблены, так что нога все время будет подворачиваться… Похоже, по чужим садам в этом году тебе больше не лазать.
Эрик залился краской:
— Извините…
— Да ладно! — Колдунья вдруг озорно подмигнула. — Краденые — самые вкусные, что я, не понимаю? Держите…
Эрик и Кайса смущенно взяли по яблоку.
— А вы совсем не страшная! — выпалила вдруг девочка. — Ну, в смысле… Вы не такая, как про вас говорят… Не злая.
— Правда? — Хозяйка иронично заломила светлую бровь. —
— Зачем? — нахмурилась Кайса.
— Я, знаешь ли, ценю свое уединение. Не хочу, чтобы в моем саду ошивалась вся окрестная детвора, — усмехнулась женщина.
— Так вас поэтому считают… Ну, этой самой… Колдуньей? — несмело поинтересовался Эрик. — Вы просто…
— Может, да, а может, и нет, — хозяйка загадочно улыбнулась. — Однако вам пора.
Кайса помогла Эрику спуститься с крыльца и обернулась:
— Скажите, а тот портрет над камином… Это вы в молодости? Ваш кулон…
— Какая ты глазастая! — удивилась колдунья; тонкие пальцы погладили серебряную водомерку. — Нет, в молодости я была совсем другой… Хотя кулон, ты права, тот самый.
Девочка ждала, что хозяйка скажет еще что-нибудь, — но та молчала, прислонившись к дверному косяку и устремив взгляд куда-то вдаль. Тихонько попрощавшись, дети двинулись к воротам. Эрик шел медленно, прихрамывая на каждом шагу.
— Как думаешь, она это серьезно?
— Не знаю… Она странная, правда?
— Ага. Знаешь, а мы ведь даже не спросили, как ее зовут!
ЧАСТЬ I
Капканных дел мастер и его дочь
ГЛАВА 1
Кларисса свернулась калачиком в кресле и, уперев маленький подбородок в сцепленные пальцы, задумчиво глядела в окно. Прихваченные частым переплетом стекла обладали свойством немного искажать то, что находилось снаружи, — каждое на свой лад.
Дом, в котором они квартировали, стоял на самой окраине; и дважды в год, осенью и ранней весной, улица превращалась в одну сплошную и очень длинную лужу. Тогда появлялся человек — всякий раз один и тот же, старик в вязаных митенках, с распухшим от насморка носом. Отец молча лез в кошелек, отсчитывал монеты, и старик уходил, что-то неразборчиво ворча. Кларисса видела, как он бредет, сгорбившись, от подъезда к подъезду. Спустя день-два после такого визита с пилорамы приезжал воз, доверху наполненный горбылем — длиннющими, сучковатыми, в неопрятных лохмотьях коры досками. Высокие громогласные мужчины ловко сбрасывали их синими от татуировок руками прямо в воду, зло хохоча и перекидываясь зычными незнакомыми шутками, такими же грубыми и занозистыми, как их работа. Девочке нравилось наблюдать за этой рукотворной тропинкой: особенно забавно бывало, когда двое прохожих спешили навстречу друг другу. Тогда она загадывала, кто первый уступит дорогу. С наступлением холодов настил поразительно быстро исчезал: по ночам доски выдирали прямо изо льда и уносили куда-то. «Это бродяги, — объяснил отец. — Они подбирают все, что может гореть, и жгут костры, чтоб не замерзнуть в стужу».
Кларисса вздохнула. Дождливые дни — самые длинные; но сегодня время тянулось особенно тоскливо. Отца все не было. Обычно в этот час он уже приходил — возвращался откуда-нибудь, чаще всего из кузни, таща на плече здоровенный парусиновый мешок, наполненный разнообразными железками, с громким лязгом сбрасывал его возле
Капканщик явился домой уже затемно. От скрежета ключа в замочной скважине девочка вскочила, испуганно моргая, — незаметно для себя она задремала прямо в кресле. Отец, против обыкновения, даже не взглянул на нее. Громко бухая подкованными сапогами и роняя на пол комья грязи, он прошел в спальню; но вдруг пошатнулся и схватился за стену, оставив на ней липкий буро-красный след. Кларисса непонимающе нахмурилась и втянула тонкими ноздрями воздух. Обычно за отцом тянулся целый шлейф слабых, но ясно различимых запахов: разогретого металла, пота, стружек, угольной пыли; иногда к ним добавлялся спертый пивной дух, иногда — аромат свежеиспеченного хлеба. Но сейчас все запахи перебил один, непонятный и тревожный, похожий несколько на сырой яичный желток.
Из-за двери послышались негромкое проклятие и треск разрываемой ткани. Кларисса на цыпочках подкралась к спальне и заглянула в щель. Отец, как-то странно скособочившись, копался в корзине с чистым бельем.
— Что случилось, папа? — чуть слышно прошептала девочка; от волнения у нее почти пропал голос.
— Ничего! — процедил сквозь зубы капканщик. — Ничего такого, с чем я не мог бы совладать. Тащи сюда лампу, дочка. Да прихвати бутыль крепкой, что стоит на окне.
Неловкими движениями он содрал с себя кожаную рубаху. Глаза девочки расширились: весь бок отца был в крови! Темная жидкость пропитала даже штанину на бедре, расплывшись по ткани зловещим бурым пятном. Кларисса тоненько вскрикнула. Тело вдруг потеряло вес, в ушах зазвенело…
— А ну! — грозно рыкнул отец. — Ты мне еще в обморок упади!
Это подействовало. Девочка тенью метнулась в большую комнату, совмещавшую в себе кухню и мастерскую, и принесла требуемое. Обильно смочив тряпку настойкой, капканщик принялся удалять сгустки запекшейся крови. Рана снова закровоточила. Кларисса тихонько всхлипнула.
— Ничего, дочка, ничего… — хрипло приговаривал капканщик. — Чиркануло малость по ребрам; с виду страшно, а делов-то всего шкуру зашить… Как же я сразу не почуял — землей от него пахнет…Хорошо, в глаза догадался глянуть… Теперь найди мне щипцы, кривую иглу для кож и шелковых ниток; помнится, в большом саквояже был моток… А ну стой! Помнишь, как надобно его открывать?
— Нажать потайные кнопки, одну и другую одновременно, чтобы внутри щелкнуло! — заученно отбарабанила Кларисса. Столь подробная инструкция была отнюдь не лишней. Большой дорожный саквояж капканных дел мастера представлял собой весьма опасную ловушку для любого, кто не был знаком с его устройством…
Тихонько шипя, капканщик принялся зашивать рану. Девочка болезненно вздрагивала при каждом звуке, но не уходила: отцу могла понадобиться ее помощь. На перевязку пустили чистые простыни. Кларисса, следуя указаниям раненого, затягивала последний узел, когда в дверь постучали.
— Спрячься! — грозным шепотом велел капканщик; в его жилистой руке неведомо откуда возник длинный нож. На лезвии подсохли темные пятна…
Стук повторился. Девочка юркнула под низкую кровать и замерла, вслушиваясь в удары своего сердца — казалось, оно бьется просто оглушительно… От пыли тут же засвербило в носу; безумно захотелось чихнуть. Комнату окутал полумрак: отец прикрутил фитиль настольной лампы, оставив крохотный, еле теплящийся огонек, и шагнул к двери. Слабости как не бывало. На повязке проступила кровь, но капканных дел мастер двигался легко и бесшумно, словно огромный кот.