Девочка, которая пила лунный свет
Шрифт:
Антейн уперся взглядом в пол.
– Да, дядя. И еще у меня началась лихорадка.
– А на следующий день все прошло?
– Хвала Топи, – без особого восторга откликнулся Антейн. – Это было чудо.
– А еще за год до того, – произнес Герланд, – с тобой приключилось воспаление легких, так, кажется?
Антейн кивнул. Он знал, к чему клонит дядя.
– А до того что было? Пожар в сарае? Я правильно запомнил? Хорошо, что никто не пострадал. А ты был на месте, очень удачно. И сам тушил пожар.
– Все остальные ушли на церемонию Жертвы, – сказал Антейн. – Никто не отлынивал. Вот я и остался один.
– Ну разумеется. – Прищурившись, Герланд
В комнате воцарилась тишина.
Антейн вспомнил маленькие черные кудряшки, падавшие на круглые черные глаза. Вспомнил крики девочки, когда ее оставили в лесу. Вспомнил стук дверей Башни, закрывшихся за спиной безумицы. Он вздрогнул.
– Дядя… – начал Антейн, но Герланд взмахом руки велел ему замолчать.
– Ну вот что, племянник. Я не хотел брать тебя на эту должность. Но взял, и не потому, что сестра измучила меня своим нытьем, а в память о твоем отце, которого я любил и люблю, да будет ему земля пухом. Перед смертью он хотел обеспечить твое будущее, и я не мог ему отказать. Твое присутствие, – тут морщины на лице Герланда слегка смягчились, – утешило мою собственную скорбь. Я благодарен тебе за это. Ты хороший человек, Антейн. Твой отец гордился бы тобой.
Антейн слегка расслабился. Но лишь на мгновение. Широкий взмах плаща, и глава Совета старейшин встал на ноги.
– Но, – произнес он, и голос его странно прозвучал в этой небольшой комнате, – даже моя привязанность к тебе не бесконечна.
Голос его надломился. Глаза расширились, словно от боли. Кажется, они блестели от слез. «Неужели дядя так за меня боится? – подумал Антейн. – Нет, конечно же нет».
– Послушай меня, – говорил дядя. – Больше так продолжаться не может. Старейшины ропщут. Они… – Он осекся. Слова комом стали у него в горле. Щеки вспыхнули. – Они недовольны. До сих пор мое покровительство служило тебе защитой. Но оно не продлится вечно.
«От кого меня защищать?» – подумал Антейн, глядя дяде в лицо. Лицо было искажено от боли.
Глава Совета старейшин закрыл глаза и выровнял дыхание. Жестом он велел мальчику встать. На лицо Герланда вернулось привычное царственное выражение.
– Идем, племянник. Тебе пора возвращаться в школу. После полудня, как обычно, придешь сюда. Надеюсь, сегодня ты хотя бы одному человеку сумеешь внушить страх и почтение. Это успокоит других старейшин, ведь они уже волнуются. Пообещай мне, что постараешься, Антейн. Пожалуйста.
Волоча ноги, Антейн побрел к двери. Глава Совета старейшин плыл следом. Старик поднял руку, хотел было положить ее на плечо Антейна, но задержал в воздухе и после секундного раздумья убрал.
– Я буду стараться изо всех сил, дядя, – сказал Антейн, выходя за дверь. – Честное слово.
– Надеюсь, – хриплым шепотом ответил глава Совета старейшин.
ПЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ, когда старейшины прошествовали по городу и вошли в дом, на который пало проклятие, Антейн лежал в постели, держась за живот и извергая все съеденное утром. По крайней мере, так он сказал. Старейшины ворчали не переставая. Ворчали, забирая ребенка у покорных родителей. Ворчали, торопливо шагая к кольцу платанов.
– С ним придется разобраться, – тихо говорили они друг другу. И все прекрасно понимали, что это значит.
«Ах, Антейн, мальчик мой, мальчик мой! – думал, шагая, Герланд, и тревога обуревала его сердце, стягивая его в тугой узел. – Что ты натворил, глупый мальчишка! Что же ты натворил!»
Глава 7,
К пяти годам жившая в теле Луны магия удваивалась уже пять раз подряд, но по-прежнему никак не проявляла себя и тихо покоилась в ее костях, мышцах и крови. В каждой клеточке ее тела. Невидимая, неиспользуемая – сила, но спящая до поры до времени.
– Так не может продолжаться вечно, – ворчал Глерк. – Чем больше у нее будет магии, тем сильнее будет выплеск. – И он скорчил девочке смешную рожицу, хотя вовсе не собирался этого делать. Луна захохотала во весь голос. – Попомнишь мои слова, – сказал он, безуспешно стараясь, чтобы это прозвучало серьезно.
– Мы же не знаем наверняка, – сказала Сян. – Возможно, магия никогда не прорвется. Возможно, обойдется без трудностей.
Несмотря на то что Сян постоянно искала дома для брошенных детей, трудности она не любила. И грустное тоже не любила. И неприятное. Если она не могла ничего исправить, то старалась хотя бы не думать о грустном. Она сидела рядом с девочкой и пускала пузыри – красивые, светящиеся, по большей части магические пузыри, и на тугих выпуклых боках завивались вихри цвета. Девочка ловила пузыри руками и заключала в них цветы, бабочек или листья. В самый большой пузырь она влезла сама и поплыла над травой.
– Посмотри, как красиво, Глерк, – сказала Сян. – Ну неужели нельзя думать о чем-нибудь другом?
Глерк покачал головой.
– Сколько это еще продлится, Сян? – спросил он. Ведьма не ответила.
Позже кошмар взял девочку на руки и пел ей песенки, пока она не уснула. Он чувствовал у себя в руках тяжесть магии. Ощущал, как катятся могучие волны волшебства, как ворочаются они в детском теле, не находя выхода на берег.
Ведьма сказала, что он все придумывает.
Она твердо потребовала, чтобы все занялись воспитанием маленькой девочки, которая от природы была шаловлива, подвижна и любопытна. Каждый день Луна по-новому (и весьма изобретательно) нарушала правила, которым ее учили, и всякий раз поражала своих учителей до глубины души. То она седлала козу, то скатывала с горы к сараю валуны (для красоты, как она потом объяснила), учила кур летать, а однажды чуть было не утонула в болоте. (К счастью, Глерк ее вытащил.) Она напоила гусей пивом, чтобы посмотреть, будут ли они после этого выделывать смешные коленца (оказалось – да), и сунула козам в кормушку черный перец, потому что хотела узнать, начнут ли они прыгать, когда попробуют (нет, козы просто проломили забор и сбежали). Каждый день она подбивала Фириана на возмутительные проказы, а нет, так устраивала ему розыгрыши, от которых бедный дракончик нередко плакал. Она лазала, пряталась, строила, ломала, писала на стенах и рвала только что сшитые платья. Волосы у нее всегда были спутаны, нос – испачкан, а ладошки до того грязны, что от них повсюду оставались отпечатки.
– Что же будет, когда в ней проснется магия? – снова и снова спрашивал Глерк. – Что тогда?
Сян старалась об этом не думать.
СЯН НАВЕЩАЛА ВОЛЬНЫЕ ГОРОДА дважды в год, один раз с Луной, второй – без. Она не объясняла девочке, почему уходит одна, и никогда не рассказывала про окутанный печалью городок по ту сторону леса или о детях, которых оставляли на поляне за его стенами и, по-видимому, бросали на смерть. Конечно, когда-нибудь придется рассказать Луне всю правду. Когда-нибудь потом, говорила себе Сян. Не сейчас. Слишком это грустно. Да и Луна еще маленькая, она не поймет.