Девочка на лето
Шрифт:
Маккензи тяжело вздыхает от облегчения.
– Вы даже не представляете, как я рада это слышать. Клянусь, при каждом изменении дизайна, которое вносилось, я осознанно старалась оставаться верной вашему первоначальному видению.
– Ты сделала это, дорогая. Это… – Бабушка оглядывается по сторонам. Мы заканчиваем нашу экскурсию в маленьком кафе рядом с вестибюлем. Раньше здесь был сувенирный магазин, но Маккензи перенесла его в другое крыло. – Все идеально.
На лице Маккензи расплывается широкая улыбка.
– Спасибо. Я так рада, что вам нравится. – Она показывает куда-то за наши спины. – Могу я предложить вам двоим
Технически отель еще не открыт, но Мак сказала нам, что последние несколько недель кафе работало, чтобы обслуживать работников, которые все еще вносят последние штрихи в интерьер здания.
– Было бы замечательно выпить чаю, – говорит ей бабушка.
– А мне кофе, – вставляю я. – Со сливками, без сахара. Спасибо.
Маккензи кивает и подходит к стойке, где обменивается парой слов с бариста, мужчиной в темно-синем поло с вышитым золотой нитью логотипом «МАЯК» на левой стороне груди.
– Это потрясающе, – шепчу я бабушке, ведя ее к столику на улице.
В кафе имеется внутренний дворик с небольшим количеством столиков. Справа от нас находится выкрашенная в белый цвет лестница, ведущая вниз на широкую веранду с креслами-качалками ручной работы – уютное местечко, где можно посидеть и понаблюдать за волнами.
Бабуля поправляет свою солнцезащитную шляпу, чтобы лучше закрепить ее на голове. Она всегда невероятно бережно относилась к своей коже. «Повреждение солнцем – это не шутка, Кассандра», – я выросла, постоянно слушая эту фразу. Это единственное, в чем они с моей мамой согласны. Мама тоже всегда твердит о солнцезащитном креме и шляпах. Хотя в ее случае речь идет не столько о заболевании раком, сколько о поддержании молодости кожи. В мире моей матери внешность превыше всего.
– Маккензи классная, – признаю я, садясь. – О, и я встретила ее парня на набережной в эти выходные.
– Неужели?
– Да. Мы с Джой наткнулись на Тейта. Парня, который живет по соседству. Он был с несколькими своими друзьями, и одним из них был парень Маккензи, Купер.
Бабушка выглядит довольной.
– Это замечательно, что у тебя появляются друзья.
– Ну, я бы не сказала, что у меня появляются друзья. Я поговорила с нашим соседом и, следовательно, познакомилась с его друзьями. Как-то так. – Я посмеиваюсь над ней. – Перестань пытаться навязать мне дружбу. Я в порядке. У меня есть Джой.
– Я знаю, но было бы неплохо, если бы ты смогла найти себе хорошую большую компанию, с которой можно было бы провести время этим летом. – Она говорит отстраненным тоном. – Когда я была моложе, все молодые люди общались вместе. Нас было человек пятнадцать – двадцать. Мы брали лодки и проводили часы на воде, или девочки лежали на пляже, наблюдая, как мальчики, намазанные кремом, занимаются спортом. – Она ухмыляется. – Возможно, в этом деле был замешан алкоголь. В больших количествах.
Я выдаю усмешку, пытаясь представить бабулю в крошечном бикини и огромной шляпе, плывущую по заливу с компанией шумных подростков. Но это невозможно. Всякий раз, когда я стараюсь вообразить ее в моем возрасте, мой мозг не может ничего скалькулировать. То же самое касается и моей матери. Ее мне еще труднее представить молодой и беззаботной. Я отказываюсь верить, что мама когда-либо была кем-то иным, кроме надменной, модно одетой женщины сорока пяти лет.
Словно по сигналу, звонит
– Ох. Это мама. Я должна ответить. – Я замечаю Маккензи, направляющуюся к нам с подносом напитков, поэтому встаю. – Сейчас вернусь.
Бабушка кивает.
– Передавай ей от меня привет. Не торопись.
В тихом вестибюле я отвечаю на звонок.
– Привет, мам, – говорю я, а потом беру себя в руки. Никогда не знаешь, с какой стороной личности моей матери столкнешься в тот или иной день. Но теперь я профессионал в общении с ней, всегда готовый к любой атаке, которую она бросит в мою сторону. Иногда это мгновенная критика или раздраженное требование объяснить, почему я совершила то или иное предполагаемое преступление. В других случаях она начинает мило, даже комплементарно, поощряя меня ослабить бдительность, а затем – бац! Набрасывается.
Но я больше не наивная маленькая девочка. Я знаю все мамины уловки и то, какая тактика требуется, чтобы справиться с каждой из них.
Поэтому, когда она говорит: «Мне больно, милая! Почему прошло целых три дня с тех пор, как я слышала твой прекрасный голос?» – по ее легкому, дразнящему тону я понимаю, что это ловушка. Ей не больно, она в бешенстве. И она не дразнится, а это значит, что я не могу ответить шуткой.
– Прости, – отвечаю я ей с подобающей долей униженности в голосе. Тон слишком извиняющийся, и она становится подозрительной. – Ты права. Мне следовало позвонить раньше. Здесь царил хаос.
Моя стратегия работает. Ничто так не радует мою маму, как эти два слова: «Ты права».
– Полагаю, бабушка очень сильно тебя занимает, – говорит она, и это ее способ «простить» меня за мой грех.
И хотя это явно повод переложить вину с меня на ее собственную мать, я не собираюсь подставлять бабушку.
– Не совсем. В выходные мы ходили по магазинам, но в основном я развлекалась с Джой. Как там Бостон?
– Весь город? Что это за вопрос такой?
Я подавляю вздох и быстро меняю тактику, издавая фальшивый смешок.
– Хах, ты права, это был глупый вопрос. Иногда я просто тупица. Я просто имела в виду, как у тебя дела? Тебе нравится город или ты с нетерпением ждешь возможности…
Отбой!
Я сожалею о сказанном в ту же секунду, как слова срываются с языка. Черт, кажется, я не в форме.
Иногда довольно трудно забыть, что имеешь дело не с обычным человеком. Нарциссы – совершенно другая порода людей.
Ее горечь пронизывает практически каждое слово.
– Нет ничего, что мне хотелось бы делать меньше, чем проводить время в этом городе. – Она невесело фыркает. – Но у нас есть долг перед семьей.
Ее бесит, что она не может отступить. Но два моих дяди и тетя взяли на себя обязательство приехать, дабы попрощаться с «Маяком», и если есть что-то, чего моя мать не может допустить, так это выглядеть плохой в глазах других.
Неблагодарность с ее стороны, однако, невероятна. «Маяк» принадлежал нашей семье на протяжении десятилетий. Это причина всего того богатства, которым моя мать, несомненно, с удовольствием пользуется. Самое меньшее, что она может сделать, – это как следует попрощаться с ним. Последнее «ура» семьи Таннер. Это все равно что отдать драгоценный корабль и наблюдать, как новые владельцы крестят его бутылкой шампанского, прежде чем уплыть навсегда.