Девочка по имени Зачем
Шрифт:
— Придурок! — вскакивает с дивана и бежит к лестнице, на ходу поправляя платье. Несколько секунд и Ксюша уже наверху. А я стою с дурацкой улыбкой на лице, опьяненный пониманием, что ничего у нее не было…
Глава 23
Просыпаюсь позже обычного, на часах почти девять утра. Принимаю бодрящий душ и иду готовить завтрак. Кое-как промаявшись до десяти, поднимаюсь наверх и захожу в Ксюшину комнату. Странно, что она вообще ее не заперла. Кажется, даже звук дрели не разбудит
— Фенька, отстань, еда в миске, — охрипшим ото сна голосом произносит Ксения, начинает ерзать на кровати, в итоге окончательно накрывая голову одеялом. Не дожидаясь пока она снова впадет в глубокую спячку, полностью стягиваю одеяло. Ксюша подтягивает ноги к животу, пытается натянуть белоснежную сорочку на ноги.
— Феня, сгинь, дай поспать!
— А тебе не приходило в голову, что кошка не может сдернуть одеяло? — Ксюша моментально открывает глаза, смотрит на меня в полной растерянности.
— А ты что здесь делаешь?! — возмущенно спрашивает она.
— Живу.
— Что-то ты повторяешься. Может и трусы сразу показать?
— Лучше снять.
— Что тебе надо, Сережа? — абсолютно серьезно спрашивает Ксюша, присаживаясь на кровати, одновременно подтягивая одеяло.
— Прости меня за вчерашний вечер. Это было грубо и неправильно.
— Прощаю. Теперь можешь идти со спокойной душой и совестью. Ты, кажется, и так уже опаздываешь.
— Я сегодня не работаю, так что мне некуда спешить.
— А я не про работу. Тебя, наверное, уже заждались. Не заставляй людей ждать, особенно женщин, они этого не любят.
— Ты это о чем?
— А ты еще оказывается и тугодум, Сереженька. Сегодня суббота. А среда и суббота у тебя потрахушечные дни… Ну, их, конечно, наверняка, больше, но вот эти точно официально закреплены в трахательном календаре, — со всем ехидством в голосе произносит Ксения. А я сижу и не понимаю, то ли смеяться до слез, то ли жалеть, что довел добродушную Ксюшу до таких речей.
— Ксюш, это называется ревность.
— Это называется констатация фактов. Слезь с моей кровати.
— Да ты я смотрю в “прекрасном” расположении духа, — на тумбочке начинает вибрировать телефон, беру трубку и сразу заглядываю в экран.
— Ты что творишь? Отдай, сволочь! — пытается дотянуться до телефона, но силы не равны. Не знаю, зачем открываю ее сообщения. — Какой же ты гад! Отдай!
— Так сволочь или гад?
— Гадосволочь! Ненавижу тебя! Как же вы меня все достали! — Ксюша срывается с кровати и бежит прямиком в ванную. А я в который раз не понимаю, зачем ее задеваю. Наладил отношения, называется…
Подхожу к двери, сквозь которую уже пробивается шум воды. Я хоть сейчас могу зайти, благо замков на двери нет, но не решаюсь. В руках вновь вибрирует Ксюшин телефон, смотрю на экран, на котором один за другим сыплются сообщения,
10:05
Доброе утро. Как спалось, я тебе часом не приснился? Знала бы ты, что я с тобой делал в моем сне. Твои чулочки не дают мне покоя, так и вижу, как ты меня обхватываешь своими ножками.
10:07
Ксюш, не глупи. Ну, сколько можно молчать, я же все равно от тебя не отстану. Я клятвенно обещаю, что твой муженек ничего не узнает, да и прекрати прикрываться любовью к нему, я же знаю, что все это лажа.
Мне бы взбеситься, что по-прежнему этот ушлепок на горизонте, но сейчас совсем не до него. Кажется, кого-то прорвало. “Потрахушечные дни”, подумать только. Спускаюсь вниз, иду в гостиную и жду, когда Ксюша спустится. Через считанные минуты моя обиженная жена спускается и идет на кухню. На ней какое-то простое хлопковое платье желтого цвета. Встаю с дивана и направляюсь за ней. Ксюша открывает холодильник и берет яйца. Начинает взбивать их и делать омлет.
— Ты же помнишь, что я обещал тебе перед отъездом?
— У меня девичья память, конечно, не помню. Отдай мой телефон.
— Я напомню, у меня пока с памятью все в порядке, — подхожу к ней вплотную сзади. — Ксюш, отложи пока завтрак, — она резко поворачивается, и со всей злостью в голосе произносит:
— Кажется, кто-то говорил, что завтракать просто необходимо! Отойди от меня, — выхватываю из ее рук вилку и отшвыриваю подальше.
— Хватит! Заигралась уже. Выкладывай, все что накопилось. Только сначала я скажу. Мои «потрахушечные дни» закончились еще до Турции, а в день приезда моих родителей, я поставил окончательную точку в этих отношениях!
— Я что, по-твоему, совсем дура конченая? Я тебе видела в субботу с ней и ребенком, сразу после того, как ты пытался затащить меня в койку! Ты… — и вновь отталкивает со всей силы. А я начинаю смеяться, как же глупо может все повернуться.
— Где ты нас видела? У клиники? Я что ей руки целовал, обнимался или трахнул на виду у всех? Я просто помог ей спустить долбанную коляску! Дай угадаю, ты подумала, что это мой ребенок? — не отвечает, по глазам вижу, все ровно так и есть. — Глупенькая, почему сразу не сказала? Нет у меня больше никаких отношений с Леной, и не будет!
— Не хочу больше слышать о твоей Лене! Достало все! Я тебе все равно не верю. Если у тебя с ней больше ничего нет, что она делала в твоей клинике? — резонный вопрос, на который я так и не знаю достоверный ответ.
— Не поверишь, проходила обследования, — вспомнив про обследования, в который раз обрадовался полученному результату крови. — Ксюша, это не мой ребенок, можешь сама в этом убедиться. Достаточно взглянуть на ее сына, чтобы понять, что я не его отец.
— Рада за тебя. Оставь меня одну. Я хочу поесть без твоего присутствия, — отходит от меня подальше.