Девочка с косичками
Шрифт:
Пока я высматриваю нашу «мишень», Трюс не поднимает грустных глаз.
– Эй, цыпочка! – дразню я ее.
– Никакая я не цыпочка! – яростно шепчет она.
– Задница что надо, этого не отнять! – подражаю я басу Вигера. Про меня он такого не скажет, у меня и зада-то нет.
Трюс зло щурится. Ее пылающее от гнева лицо блестит под слоем пудры.
– Выше нос! – подбадриваю ее я. – Ты красивая. Все будет хорошо.
Мы пару раз прохаживаемся
– С меня хватит! От этого никакого толку, Фредди.
Чуть погодя мы усаживаемся рядышком за столик в «Мужском клубе». Нашего фрица пока не видать. За стойкой бара сидят несколько пожилых мужчин. В углу собралась группа шумных, перевозбужденных немецких солдат – молодые парни без оружия. За соседним столиком сидит еще один парень с девушкой, голландкой. На вид ей лет восемнадцать, миловидная, ненакрашенная. Не сводит со своего немца блестящих глаз. А тот отвечает ей не менее влюбленным взглядом. Неужели это любовь? Если да, то в башках у них, должно быть, совсем пусто!
Трюс толкает меня в плечо.
– Чего? – бурчу я, сверля ту потаскушку самым презрительным взглядом, на который способна. Но все ее внимание поглощено кавалером.
И тут я вспоминаю, что пьеса, в которой играю я, требует другого взгляда, и быстро изображаю улыбку.
– Ты только погляди! – говорит Трюс.
Перед этой девчонкой стоит розовый сорбет – огромная порция. Вот везучая! Солдат берет ложечку и подносит к ее губам.
– Она уже у него из рук ест! – фыркает Трюс.
– Тсс!
– Может, и нам попробовать? – предлагает сестра. – Деньги есть.
Да, Франс дал нам десять гульденов, чтобы мы могли что-нибудь заказать. Десять гульденов! Мамино пособие за неделю не намного больше.
– Да нет… – нерешительно отвечаю я.
Мы пожираем взглядом десерт.
– Или… все-таки?
– Нет, – так же неуверенно говорит Трюс.
Она сбрасывает туфли и, морщась от боли и тихо ворча, массирует себе пятки.
– Кофе для молодых барышень? – спрашивает официант. Ему лет пятьдесят. Тесная белая рубашка обтягивает живот, узел галстука распущен.
– Нет! – рявкает Трюс. – Два малиновых сорбета.
Мороженое холодное, сладкое – в жизни не пробовала вкуснее! Я пытаюсь как можно дольше держать во рту каждую ложечку. Закрываю глаза и наслаждаюсь. Чувствую, как сорбет медленно тает на языке.
Но вот угощение кончилось, а нашего фрица нет как нет.
У Трюс в уголках рта остались капельки мороженого. Пока она, чего доброго, не утерлась рукой и не размазала по щекам помаду, я протягиваю ей салфетку и строго говорю:
– Промокни губы!
Теперь, когда мороженое кончилось, часы за стойкой бара снова начинают
– Можешь пока попрактиковаться в искусстве соблазнения, – предлагаю я сестре.
– Да, отличная идея! – с издевкой шепчет в ответ Трюс. – А если кто из фрицев на это поведется?
– Отошьем его, и все.
– На ком практиковаться-то?
Кто бы мог подумать: я даю указания старшей сестре! Ближе всех к нам – тучный немец за стойкой. Я коротко киваю в его сторону.
– Ладно, – к моему изумлению соглашается Трюс.
Она поворачивается к нему, расправляет плечи и выпрямляет спину. Ее груди откровенно выпячиваются. Обычно их не разглядеть. Трюс вечно сутулится, но грудь у нее есть. Настоящая, полная. Нечестно: мне ничего не досталось, а ей на такое наплевать.
Трюс растягивает губы в улыбке. Завлекательно ходить на каблуках она не умеет (да и без каблуков тоже), но сейчас вдруг превращается в настоящую женщину. Не то что я.
– Фу-ты ну-ты! – ахаю я, разглядывая ее бюст. – Смотри не перестарайся, Трюс.
Она притворяется, что не слышит и выпячивает грудь еще сильнее. Будто раздевается у всех на виду. Фриц реагирует незамедлительно. Да, прикидываться соблазнительницей Трюс может отлично. Почему же она была такой неуклюжей, когда мы упражнялись?
Фриц вздергивает брови и внимательно оглядывает ее, будто ощупывая взглядом: сначала лицо, потом – долго – эту скандальную грудь и снова лицо. Затем отворачивается.
Вскоре официант возвращается.
– Желают ли барышни еще чего-нибудь?
– Нет, спасибо, – говорит Трюс.
Официант не двигается с места, и я спрашиваю:
– Вы хотите сказать, это тот господин интересуется? – Я киваю в сторону толстяка за баром.
– Я ничего не хочу сказать, – отвечает официант.
Я краснею как рак.
– Чуть позже, – холодно говорит ему Трюс.
В ресторан то и дело заходят новые посетители. Но не наш фриц. От вызывающей позы сестры не осталось и следа. Грудь снова исчезла, плечи и спина ссутулились. Всякий раз, когда открывается дверь, мы вглядываемся в улицу, где становится все тише и темнее.
Снова подходит официант.
– Давай еще по сорбету? – предлагаю я Трюс.
– Нет, – говорит она, – это уже слишком.
– Нет так нет, – соглашаюсь я.
Но мы съедаем еще по одному. Уже совсем поздно, и нам начинает казаться, что дольше здесь оставаться нельзя: это вызовет подозрения. Наш фриц уже не появится, это ясно. Трюс с видом уверенной в себе женщины подает знак официанту.
– Счет, пожалуйста! – кричит она.
Официант приносит чек.
– Двенадцать гульденов шестьдесят центов. – Он замирает в ожидании.