Девочка с луны
Шрифт:
— Благодарю за уделенное время, мистер Бабингтон, — сказала она, проходя мимо него.
— Всегда пожалуйста, дорогая, — ответил он. — В любое время.
Глава 30
Анжела сидела в машине, сжимая руль так сильно, словно хотела его задушить; ей не хватало воздуха, сердце колотилось, взгляд был направлен в никуда. Она знала, что не стоило обращаться к властям. Прекрасно знала. Должна была догадаться, чем все закончится. Услышав, что обвинения сняты и мужчины выпущены на свободу, она должна была догадаться, что решение уже принято и она ничего не
Она вспомнила слова дедушки, сказанные по дороге домой в тот день, когда он приходил в школу. Директор Эрикссон собирался исключить ее за то, что она дала сдачи старшеклассницам. Анжелу не выгнали только потому, что директор больше испугался ее деда, чем критики в свой адрес за исключение.
Когда они сели в машину, дед сказал, что любая форма власти, от школьной системы до системы правосудия, гораздо больше озабочена своей защитой, нежели защитой невиновных, и поэтому он гордится тем, что она постояла за себя. Дед сказал, что это единственный способ добиться справедливости.
Он был совершенно прав. Прокуратуру не заботило правосудие. Как и все формы власти на всех уровнях, они стремились защитить только самих себя и свои политические взгляды. Всегда опасно идти против решения властей. Люди вроде Анжела были досадной мелкой помехой на пути к их целям. Если будет нужно, система раздавит эту помеху.
Но Анжела хотела справедливости. Это все, что ее волновало. Только месть позволяла ей почувствовать себя живой. Это единственное, ради чего стоило жить.
Анжела была даже рада, что этот эгоистичный ублюдок отпустил латиносов. Теперь Анжела могла охотиться на них.
Мужчин отпустили, поскольку они являлись мексиканскими нелегалами, но Анжела не верила, что эти четверо были из Мексики. Обычные мексиканцы не ведут таких разговоров и мыслят иначе. Вряд ли мексиканцы считают Америку Великим Сатаной.
Она знала, кто так считал. Она видела в глазах этих людей, что они искренне презирают Америку. Они источали неподдельную ненависть.
Они собирались убить ее, так что не притворялись.
А еще она сомневалась, что предметы в том цеху имели отношение к мелиорации. В оросительных системах не использовались сотовые телефоны, детали сложной геометрической формы или провода, которые она доставила. Эти четверо были не теми, за кого себя выдавали. Они явно что-то замышляли.
У Анжелы промелькнула мысль позвонить властям — в ФБР или Службу нацбезопасности, — и сообщить о том, что видела. Но обвинения Джона Бабингтона все еще будоражили ее; она видела, что законы защищают преступников, а не жертв, и потому отбросила идею куда-то звонить.
Ее нарекут расисткой, ненавидящей людей за то, что они мексиканцы. Если доложит властям, то, скорее всего, сама навлечет на себя проблемы. Власти свяжутся с Бабингтоном, тот отмахнется от подозрений, а потом обвинит Анжелу в скрытом ношении оружия. Больше пугало, что он подкинет наркотики и обвинит в наркоторговле. Такому легко засадить в тюрьму кого-то вроде Анжелы, где ее заставят замолчать и все о ней забудут.
Она вспомнила о своем правиле: не жди добра от общения с властями и доверия к ним, какими бы они ни были.
Анжела взяла телефон и позвонила Барри. Он ответил после второго гудка.
— Барри, это Анжела. Ничего, если я сегодня не приду?
— Что-то
— Ерунда.
— Не ерунда, я же слышу по твоему голосу. Что не так?
Анжела прочистила горло:
— Я только что узнала, что обвинения против четырех напавших на меня мужчин были сняты.
— Что? Бред какой-то. Какого черта? Кто снял обвинения?
— Помощник окружного прокурора. Джон Бабингтон.
Барри раздраженно выдохнул:
— Ничтожество. Ты знаешь, что когда Бабингтон баллотировался на эту должность, он приходил в бар и просил взнос на предвыборную кампанию?
— Нет, ты не говорил мне.
— Ну, было дело. Он сказал, что будет неплохо, если я сделаю взнос в его кампанию и поддержу его жесткую позицию в отношении правопорядка. Посоветовал помочь ему в избрании, так как в случае его проигрыша пройдет какое-то время до присяги нового человека. А через стол помощника окружного прокурора проходит много обвинений против баров, и ему, возможно, придется заняться ими в качестве последней обязанности перед жителями штата. Я ответил, что ничего не смыслю в предвыборных кампаниях, и спросил, ну какую сумму взноса он рассчитывает. Знаешь, сколько запросил этот говнюк?
— Сколько?
— Он сказал, что рассчитывает на полторы тысячи долларов. Полторы штуки баксов!
— Значит, ты сделал «взнос» в его кампанию.
— Проклятье, именно так. Я способен распознать шантаж. Иногда, даже когда требования несправедливы, ты должен делать так, как лучше для тебя. Понимаешь?
Костяшки пальцев Анжелы, сжимавших руль, побелели.
— О, определенно.
Он какое-то время молчал.
— Анжела, прости, что жалуюсь на такую мелочь, которую даже не сравнить с тем, как этот гребанный говнюк поступил с тобой. Слушай, сегодня посетителей немного. Возьми отгул на сегодня... нет, даже до конца недели. Ты выбита из колеи. Дьявол, у меня у самого подгорает, хотя это произошло не со мной.
— Спасибо за понимание, Барри. Я позвоню тебе через несколько дней, обсудим график работы.
Повесив трубку, Анжела набрала номер, от которого было уже полдюжины пропущенных вызовов.
— Привет, это Бетти из хосписа, — сказала женщина на другом конце линии.
— Привет, Бетти. Это Анжела Константайн.
— Анжела! Я никак не могла до тебя дозвониться.
— Я знаю, но кое-что произошло.
— Что такого важного могло случиться, что ты не...
— На меня напали четверо мужчин. Они изнасиловали меня, избили и оставили умирать. Я лежала в больнице.
Ее недовольный тон сменился извиняющимся:
— Господи! Я понятия не имела! С тобой все в порядке? Прости, что названивала…
— Не беспокойся. Послушай, Бетти, я звоню, потому что мне нужно кое-что узнать от мамы.
Повисла пауза.
— Ей становится все хуже, понимаешь? Она то с нами, то уходит в себя. Похоже, она больше не в состоянии говорить по телефону.
— Ничего страшного. Я и не ждала, что она сможет поговорить со мной. Просто спроси у нее кое-что. Это очень важно. Мне нужна фамилия парня, который когда-то приходил к нам в дом. Его зовут Нейт. У его фамилии иностранное звучание, но я не могу вспомнить. Ма должна помнить его — она всегда говорила, что он милый и ей хочется ущипнуть его за задницу. Он приходил к нам, пока не сел в тюрьму за непредумышленное убийство.