Девочка с перчиками

Вильмонт Екатерина Николаевна

— Тима, почему…

— Потому что…

Он не выдержал, схватил ее в объятия и поцеловал. Она прильнула к нему, обняла его за шею и прошептала:

— Как приятно, ты так коротко стрижешься, — и погладила его стриженый затылок.

Он сжал ее что было сил.

— Я люблю тебя, Яна!

Она вдруг отстранилась от него, посмотрела в глаза, провела пальцем по его губам и тихо проговорила:

— Знаю. Я тоже. Но нам нельзя… Особенно тебе… — и решительно открыла дверцу. — Идем, тетя Рита, наверное, ждет.

У

него кровь стучала в висках, дрожали руки, но сердце наполнилось ликованием: она тоже любит меня!

Они вошли в небольшой уютный зал. Их провели к столику, накрытому на троих.

— Ну, где же твоя тетя Рита?

— Думаю, она придет попозже, — улыбнулась Яна, — хочет, чтобы мы побыли вдвоем. Она раньше нас все поняла. Ты говорил, у тебя ко мне дело? Или это и было твое дело?

Он помрачнел.

— Увы, нет.

— А что? Что-то случилось? — встревожилась она.

— Нет, то есть да, случилось. А впрочем…

Он открыл кейс и вытащил оттуда коробку.

— Это что?

— Подарок для тебя. Мне вчера доставили на работу. Фирма Тиффани.

Она смертельно побледнела.

— Это от… Олега, да?

— Да.

— Я не хочу!

— Ты хоть взгляни. Красивая вещь.

— Не хочу! Тима, милый, я не хочу больше этих подарков с того света… Меня чуть не убили из-за них, тетя Рита превратилась в старуху, одни несчастья от них… И, пожалуйста, сделай что-нибудь, чтобы продать этот швейцарский дом, я не хочу о нем даже знать… Это прошлое, а я хочу жить сейчас. Я люблю тебя, Тима! И ты сегодня сказал… И твоя сумочка… Тима, пожалуйста, убери это, подари кому захочешь… Пожалуйста, Тимочка, умоляю!

— Не плачь, дурочка, не хочешь, не надо! — Он сунул коробку в карман. — А хочешь, я продам эту штуку и ты сможешь купить себе новую машину взамен твоей развалюхи?

— Да?

— Да! Хочешь новую машину?

— Хочу! Очень хочу! Хотя нет, не хочу… На эти деньги не хочу! Обойдусь… Все равно по Москве сейчас ездить сплошная мука… И вообще, я на ней обязательно разобьюсь… Тима, а ты правда меня любишь? По-настоящему?

Ее глаза сияли и ему вдруг показалось, что он никогда не видел более красивой женщины.

— Да, — твердо и очень серьезно ответил он. — Как никогда и никого, даже не знал, что способен на такое… Ты вот сказала, что нам нельзя, особенно мне. Знаешь, сколько раз я сам себе это говорил? А вот сейчас подумал — у нас вроде как любовный треугольник, банально, но куда денешься… Мишка, ты, я… Но если мы с тобой запретим себе это… эту любовь, мы же все трое будем несчастны, все трое…

Она задумчиво на него взглянула, погладила по руке и вдруг сказала с лукавой улыбкой:

— Иными словами — если нельзя, но очень хочется, то можно?

— Ты мое счастье, я с ума по тебе схожу!

В новой сумочке зазвонил Янин телефон.

— Тетя

Рита, где вы? Мы вас ждем!

— С днем рождения, Янка, но я не приду, я что-то неважно себя чувствую.

— Тетя Рита, не выдумывайте! Хотите, Тима сейчас за вами заедет?

— Ни в коем случае! Вы празднуйте там, разрешаю один раз выпить за мое здоровье, а я себе спокойно полежу у телевизора, что-то сердце прихватило…

— Может, надо «скорую» вызвать? — встревожилась Яна.

— Да боже упаси! Ничего страшного, я выпила таблетку, уже все прошло, но надо полежать.

— Как жалко, тетя Рита! — искренне воскликнула Яна.

— Скажи мне только, он тебе в любви уже объяснился?

— Да! И я!

— Знаешь, я счастлива! И вы тоже будьте счастливы, мои дорогие. А он хорошо целуется?

— Лучше всех на свете! — залилась вдруг краской Яна.

— Дай вам Бог! — И Маргарита Семеновна положила трубку.

— Тима, не смотри на меня так!

— Как? — охрипшим от желания голосом спросил он.

— Ты как будто раздеваешь меня взглядом…

— Да… раздеваю… и все остальное… тоже…

— Тима! — еще пуще покраснела она и засмеялась. — Какой ты, оказывается…

— Какой? — он больно тискал в ладонях ее тонкие ломкие пальцы, не сводя с нее жадного взгляда.

— Самый лучший… Права была тетя Рита… И почему-то уже родной.

Его как будто обдало холодом. Он выпустил ее руки и как-то недобро прищурился.

— Родной? Из-за Олега? Да? Говори! — вне себя от внезапного приступа дикой, звериной ревности, никогда прежде им не испытанной, прошипел он.

Она побелела.

— Тима! Боже мой, что ты говоришь? Как тебе такое в голову пришло? — она так обиделась. что, казалось, всю любовь и нежность как ветром сдуло. — А, я поняла, тобой движет вовсе не любовь, а что-то другое… Вот дура я, вечно мы, бабы, любви ищем, всюду она нам мерещится…

— Яна, прости, прости идиота!

— Нет, не прощу! Я все поняла, тебе просто как мужику любопытно, что же такое твой обожаемый дядюшка нашел в этой девчонке с перчиками, из-за чего с ума спятил на старости лет и столько бабок вбухал в подарки…

— Замолчи!

— И не подумаю! Это же ясно как божий день! И как я, дура, могла в тебя так влюбиться…

— Яна, любимая, ну прости дурака, все не то, все не так… Просто я никогда в жизни не ревновал и не очень понимаю как с этим быть… Я болван, мне уже мама говорила, что меня колбасит и плющит от ревности к Олегу…

— Так и сказала? — сквозь слезы вдруг улыбнулась Яна.

— В том-то и дело, именно так! И она права. О, знаешь, я совершенно не ревную тебя к Мишке, живому и здоровому, а к Олегу… умираю от ревности, потому что знаю — ты его любила, а Мишку… Ты пригрелась возле него, да? Он такой редкостно теплый человек, да?