Девочка шейха

Хард Леона

Ее глаза и лицо опухли от постоянных рыданий, что навело на определенные мысли. Неужели всё время, которое мы провели с Артуром, она поджидала при выходе из гарема, чтобы по окончании беспрепятственно спуститься сюда? Она всё время покорно ждала пока мы закончим «дела»?

Я мотнула головой, тем самым постаралась отбросить жалостливые мысли. Выкинуть их прочь из головы.

Привела себя в порядок: пригладила растрепанные волосы, стряхнула несколько вырванных клочков с плеча, про себя размышляя, какого Дьявола мать наследника (первая

женщина земли) пришла ко мне и плачет?

Женский отчаянный вопль завыл эхом вдоль бетонных стен и процарапал мою обнаженную кожу. Я поежилась и, обняв себя за локти, погладила их. Этим жестом стирала с кожи мерзкое ощущение сострадания.

Очередное шутовское представление, призванное вызвать жалость. Я не поведусь на хитрость Тиль. Мне не жаль видеть ее плачущей на коленях. В такое в своем уме не поверишь. Почти жена Артура, мать наследника Бонифациев и плачет возле ног рабыни?

— Почему? Почему он не убил тебя? Почему прячет тебя здесь, а не отдаст людям?

Ее жалобный плач врезался в уши, иглой уколол в нервные окончания и заставил покрыться дрожью. Невидимая рука сдавила сердце, но не настолько болезненно, чтобы я успокаивающе погладила Тиль по голове или подняла ее с колен. Я тоже была долгое время у ног людей, но не плакала.

Я не слушала ее причитания и оскорбления. Не хотелось смотреть на то, как по ее черным волосам и изуродованному косметикой лицу текут слезы.

Не в силах смотреть на ее слезы я просто отвернулась, разглядывая стены.

— Уходи, скоро прибудут служанки. Попробуй только изобразить перед ними пострадавшую. Это и есть твой хитрый план, как подставить меня? Честно сражаться за любимого не умеешь, предпочитаешь грязную клевету? Поднимайся! — приказала ей.

Она сразу прекратила истерику, оскалилась, обнажая ряд белых зубов, резко подняла голову и взглянула на меня, да так что можно сгореть в огне ее ненависти. Тиль громыхнула руками с тяжелыми золотыми браслетами по полу:

— Умоляю тебя, умри! — попросила она, срывая злость вновь и вновь колотила по полу, но только мечтала колотить кулаками не по полу, а по мне. — Измени ему, заставь его возненавидеть тебя! Сделай хоть что-нибудь!

В заключительный раз она со всей силы шарахнула кулаками по бетонному полу, а я просто стояла и смотрела, медленно осознавая, что это не выступление. Даже Тиль не способна настолько ярко изобразить сломленную женщину. Никогда не видела ее настолько открытой и поломанной. Ее никто не бил, не унижал, живет в шелках и среди горсти монет, а плачет, словно ее сердце исходит кровью, которая вытекает из глаз уже прозрачными слезами.

Еще сильнее раздались звучные рыдания, терзающие мечом мой слух. Тиль, стоя на коленях, склонилась лбом к полу. Ладонями обхватила голову, а пальцами впилась в волосы. Ноготь на среднем пальце от ударов по полу сломался и оторвался. Свежая кровь потекла по руке.

Я смотрела на нее не в силах пошевелиться.

Жаль видеть правительницу такой сломанной. Любовь делает людей слабыми. Уничтожает.

Всхлипывая, она обессилено повалилась на бок, плечом оперевшись на мою кровать. Окровавленные пальцы убрала от лица. А после уставилась равнодушным убитым взглядом в стену. Мертвые люди создают впечатление более живых. Тиль же — живая, но мертвая. Мне не хотелось смотреть на ее показные страдания. Почему она пришла именно ко мне, чтобы сказать то, что у нее бурлило внутри? Мне зачем всё это надо? Пусть подругам рассказывает.

— Уходи немедленно, — повторила в очередной раз. — Твои проблемы меня не волнуют. И советую думать о ребенке, а то останешься без молока.

— Мне не нужен ребенок, если Артура нет рядом.

Меня искренне шокировало ее высказывание, поэтому резко перевела взгляд с двери на сидевшую на полу Тиль с глубоким ощущением будто женщина действительно сошла с ума. Не нормальные речи. Она — ненормальная. Очень сильно хотелось встряхнуть ее за плечи и надавать пощечин, чтобы привести в рассудок.

Это же ребенок. Ребенок. Как можно поставить своего ребенка ниже мужчины, пусть и любимого? Моя мама погибла при родах, отец хоть эгоист и воин в одном лице, но пытался вырастить меня. Пусть вся его забота была обычным расчетом. Планировал отдать меня в семью Рафаэля и заиметь связи, но более или менее заботился обо мне. Ведь в детстве я чувствовала искреннюю тревогу отца.

Меня перекосило от омерзения от одного взгляда на Тиль.

— Слышал бы Артур твое признание, убил бы тебя на месте.

Так хотела этого ребенка, а теперь он ей не нужен.

— Всё из-за тебя, всё из-за тебя… — как умалишенная она повторяла одно и тоже, будто заело. Жизнь застряла в одном состоянии. Мне не хотелось слушать ее жалобы, поэтому попыталась взять ее за локти и поднять, но она сопротивлялась, как непослушный ребенок. Выворачивала руки и спадала на пол.

Плюнув, прекратила дергать ее. Держа покрывало возле груди, я прошла к двери и указала на нее пальцем, приказывая исчезнуть. Мне не нужны ее страдания, поскольку она меня не жалела, когда раз за разом унижала и оскорбляла, втаптывая меня в грязь своими золотыми сандалиями.

— Прошу, уходи, сейчас придут служанки, и мы с тобой обе получим от Артура!

Тиль равнодушно посмотрела на указанную дверь и обратно отвернулась, ничего не сказав. Ее лицо не выражало эмоций, не искажалось морщинами. Никогда не видела, чтобы с таким равнодушием плакали. Голову положила на кровать и плакала, рассказывая, рассказывая, рассказывая.

А мне пришлось ее слушать. Обреченно стоять и слушать монотонный голос Тиль…

Прошлое. POV Тиль

— Как же я счастлива! Счастлива! — раскинув руки в разные стороны, я кружилась по своей комнате в гареме и не замечала молчаливых служанок, наблюдавших за мной со стороны.