Девочка Сокола
Шрифт:
— Зайдешь? — глядя на меня, спросил Азамат.
— Ага. В туалет хочу, — негромко.
— Давит на мочевой? — муж опустил взгляд на округлившийся живот.
— Угу.
— Не тошнит?
— Нет, доктор Ромулов. Чувствую я себя прекрасно.
— Жанна, никакой жирной, жареной и соленой пищи…
— Ты бы предупредил, когда мы из дома выезжали, что питаться можно только воздухом и травой, — гормоны — они такие. Будят во мне язву.
— Не преувеличивай. Будешь потом страдать от изжоги.
— Я хочу шашлык, — воинственно глядя
— Жанна, это не обсуждается, — включен режим безжалостного доктора. Мы как раз подъехали к клинике. При девочках я не могла высказать то, что крутилось на языке, но как только закрылись двери, и мы отошли от машины, я решила не сдерживаться.
— Ты прав, Ромулов. Воздержание и еще раз воздержание.
— Ты о чем? — замедлив шаги.
— Я воздерживаюсь от пищи, продолжаю питаться безвкусной травой. Ты воздерживаешься от секса. Смотреть на меня голую можно. Даже полезно. Могу себя ласкать, пока ты наблюдаешь…
— Жанна… — вот и рычать начал. — Никакого воздержания в сексе, — по слогам.
— А как же «ты должна уметь усмирять свои желания»?
— Речь шла о еде…
— Для кого-то секс важнее пищи, — выразительно посмотрев на Азамата. — Ты всегда голоден. Вот и усмиряй свои желания.
— Блефуешь, колючка. Ты ведь сама не выдержишь. Твои гормоны…
— Мои гормоны успокоились, — это не было правдой, но должна ведь я настоять на своем, а то оставшиеся четыре месяца превратятся в противостояние. Независимо от гормонов, я постоянно желала своего мужа.
— Жанна, наручники лежат в сейфе.
— Ты не посмеешь. Мне нельзя волноваться. Все только по доброй воле.
— Три кусочка шашлыка, — сдался Азамат. Где три, там и пять. Не будет ведь он считать. — Но соленую пищу ограничиваем. Не хочу, чтобы ты отекать начала, это нагрузка не только на почки, но и на весь организм. Твой и ребенка.
— Я не враг своему малышу, но ты последние недели перегибаешь, Азамат. Мой гинеколог делает послабления, а ты все запрещаешь.
— Потому что я за тебя переживаю.
— Азамат, не лезь в гинекологию. Я этого не выдержу, — закатила демонстративно глаза.
— Не получится. Мне безумно нравится проводить осмотр одной взбалмошной, но очень любимой пациентки.
— На нас дети смотрят, — оборачиваясь к машине.
— Они смотрят в планшеты. А мы можем задержаться у меня в кабинете.
— Доктор Ромулов, вы предлагаете мне отдаться вам на рабочем столе за три кусочка шашлыка?..
Рада и Егор
— Папа, можно я с тобой за руль сяду? — крутясь у внедорожника, спросила Уля.
— Егор, не смей потакать ей, — шепнула мужу на ухо. Строгий властный мужик лужицей растекался перед дочерью. Веревки из него вьет.
Долгожданный ребенок, которого мы вымолили. В нашей дружной королевской семье была Ульяна, но настоятель монастыря подарил мне икону Святой Ульяны, которая
— Мелкая, со мной поедешь, — подошел Ваня и схватил сестру на руки.
— А ты мне мороженое купишь? — состроив глазки, как у кота из Шрека.
— На празднике его будет много, — дергая Улю за нос.
Ваня так возмужал за последний год. Не скажешь, что ему еще нет и семнадцати. Он всегда был серьезным, умным, порой молчаливым до раздражения, но я гордилась нашим сыном. В нем чувствовался мужской стержень. Когда Егор уезжал в командировки, сын брал ответственность на себя. Становился главой семьи. Общался с охраной, корректировал их деятельность, заказывал продукты, контролировал работу обслуживающего персонала. Видя перед собой молодого парня, сначала у всех было снисходительное отношение, но очень быстро мнение о Ване менялось. Не каждый взрослый был настолько разумен и серьезен. Видя, что это не прихоти богатенького мальчика, а взрослые продуманные решения, к нему относились с уважением.
Порой я задумываюсь, почему Ваня такой серьезный, строгий? Почему не позволяет себе расслабиться, получать удовольствие от жизни? Он ведь еще мальчишка, по большому счету. Он спокойно относится к проказам Ками, даже поддерживает ее во всех сумасбродных начинаниях, но никогда не погружается в веселье. Он снисходительно позволяет подруге чудить, а сам всего лишь присматривает, страхует. Таким же поведением отличается Лева. У обоих этих мальчишек были неродные, не любящие их отцы. Я часто виню себя за то, что связалась в свое время не с тем человеком.
— Ты что грустишь? — спросил Егор, наблюдая за тем, как наши дети общаются на заднем сиденье автомобиля.
— За Ваню переживаю. Он совсем не умеет веселиться.
— Снова, Рада? Накажу, будешь голову забивать ерундой и винить себя. Не все рождаются прожигателями жизни. Мы им гордиться должны.
— Я и горжусь.
— Нет у Вани никаких проблем. Он давно знает, что любим обоими родителями. Рада, я знаю, о чем говорю. Прекращай себя винить. Нет у Вани никакой детской психотравмы. Наш сын с рождения был мужчиной, а не мальчишкой. И если ты внимательно понаблюдаешь за сыновьями наших друзей, то найдешь у них очень много схожих черт с Ваней.
— Ваше воспитание… — усмехаясь.
— Наши гены.
— А мы мимо проходили? — выгнув брови.
— Наши гены могли передаться детям только через самых лучших женщин.
— Ладно, ты прощен.
— Я в понедельник на три дня в Питер, поедешь со мной? — заглядывая в глаза. Я растворяюсь под теплым проникновенным взглядом.
— Что вы задумали, Егор Борисович?
— Побыть с тобой наедине, — наклонился и поцеловал. — Утром я в банке, а после обеда весь твой. Погуляем, сходим в наши любимые места…