Девочка-тайна
Шрифт:
– Тоже мне, дети тьмы.
Оля удивилась – неужели она хотела гулять с ними? Но почему активно не высказывала этого? Она ж за словом в карман не лезет обычно. Непонятно…
Марина Сергеевна, как классный руководитель, ещё вчера была оповещена об этом событии – и пришла к выводу, что вот теперь-то и пора принимать меры.
Поэтому сегодня с утра она поговорила с активистами школьного самоуправления – ребятами-старшеклассниками из «Комитета добра и порядка», посоветовалась, как лучше поступить. Ребята дали несколько дельных советов и пообещали,
И Марина Сергеевна организовала классное собрание. Оно началось с середины урока физики – последнего сегодня. Так что с подводной лодки никому деваться было некуда.
– Мы перестали быть командой, ребята, – так начала она свою речь, – вы не обращали внимания – каждый из вас стал сам по себе. Я понимаю, что да, каждый – это отдельная личность. Но для того, чтобы эта отдельная личность была интегрирована в современную действительность, она должна держаться коллектива. А мы? Что мы с вами сделали в эту осень? Каких успехов достигли? А ведь приближается Новый год – и каким столь безынициативный класс к нему придёт?
Марина Сергеевна старалась вовсю. Но во время её речи кто-то читал в электронной читалке «Энциклопедию морских путешествий», кто-то толстый роман девятнадцатого века – явно не из школьной программы. Марина Сергеевна обличала Данилу Новикова, который перестал посещать общешкольный штаб активных мероприятий, и, таким образом, класс не узнал о подготовке к конкурсу «Первый среди равных» – и сейчас этот Данила продолжал витать в облаках, с отсутствующим видом глядя в окно…
– Да – пусть вы учитесь хорошо, дружите, не ссоритесь, но не команда ведь, не команда! – говорила Марина Сергеевна. И бегущей строкой в её мозгу пульсировала мысль: «А вообще – зачем обязательно быть командой-то?» Но надо – значит, надо, а потому учительница продолжала.
Двух вчерашних нарушителей она назвала клоунами и попугаями. И тем самым логично переключилась на своё персональное Мировое Зло – новенькую. Потому что была уверена – хорошие позитивные ребята Макушев и Соколова попали под её дурное влияние. И неуклонно катятся вниз. Во мрак. К депрессии и распаду личности. К наркотикам и смерти.
В своей обычной манере Гликерия никак не отреагировала на это утверждение. Она продолжала спокойно сидеть за партой и смотреть учительнице в лицо.
Даже класс активнее отреагировал, чем она. Ребята зашевелились, захихикали. Но, как, к своему удивлению, отметила Марина Сергеевна, никто не торопился сказать своё решительное «фи» интриганке новенькой, заклеймить позором ставшего чёрным неформалом Макушева, никто не осудил его подпевалу Олечку. Такую раньше хорошую девочку…
А сейчас-то Олечка чем стала хуже? – пронеслась в голове Марины Сергеевны неожиданная мысль. Как-то даже повзрослела, в глазах появилось больше мысли, уже совсем не ребёнок, а взрослая интересная девушка. Но стала хуже, стала – раз подпевала, значит, стала! И подпевала-то она как раз этой самой Гликерии, которая мутит воду, накручивает вокруг себя тумана из тайн и загадок.
И Марина Сергеевна решила начать сначала. Пусть всем будет понятно, что никаких особенных тайн тут наводить
– Я почему так много времени уделила вопросу о коллективе, – зашла радикально с другого бока Марина Сергеевна. – Коллектив мы уже давно сложившийся. А Гликерия у нас человек новый. И вы, вы, ребята, ленивые и неинициативные – даже не потрудились узнать, что она за личность, не постарались сделать её своим другом. Вы – равнодушные, вот что. Сейчас я исправлю вашу ошибку. Гликерия, выйди к доске. Выйди, выйди… И расскажи-ка нам о себе. Кто ты и с чем тебя едят.
Соколовой Оле стало неловко за свою учительницу. Шуткой о том, как именно её едят, Гликерию можно было только отвратить от себя.
Но выдержки новенькой было не занимать. Она вышла к доске. И молчала. Качался на фоне чёрной водолазки её серебряный кулон. Бледное детское лицо было спокойным.
Марина Сергеевна уже требовательно сказала «Ну?» из дальнего угла кабинета. Гликерия подняла на неё глаза, которые явно смеялись. Выждала паузу – длинную такую паузу, которая создала повышенную тишину в зрительном зале. И, улыбнувшись уже отчётливее, кивнула:
– Спрашивайте.
Марина Сергеевна чуть не заплакала. Опять – она опять командует ею, взрослым человеком! Вот как ей это удаётся? Приказала, чёрт побери, «спрашивайте»! «Ну так и спрошу! Спрошу!» – решила Марина Сергеевна.
– Ну, тогда расскажи, откуда ты к нам приехала, кто твои родители, чем ты увлекаешься, какое неформальное течение или субкультуру представляешь, какую, например, музыку больше всего любишь.
Гликерия посмотрела на учительницу, почесала нос и ответила:
– Приехала из Москвы, что касается родителей и музыки, то мои родители…
Вздорный клоун Димка Савиных испортил Марине Сергеевне всю малину. Он, как павиан на пальме, запрыгал на стуле и прогоготал:
– Ты, главное, расскажи скорей, что ты за субкультура! Мы про анархо-готов ничего не знаем.
С грустным сожалением взглянув на Димку, Гликерия проговорила:
– А музыку я больше всего люблю классическую.
Просто вот треснуть по черепу этого дурацкого Савиных хотелось! Чтобы не встревал! Ну ведь всё испортил… Марина Сергеевна понимала, что раздражение её перешло границу и теперь нарушает нужную ей, как педагогу, линию поведения. Но остановиться уже не могла.
– Неправда! – воскликнула она и широкими шагами направилась к доске. – Зачем ты выделываешься? Почему ты так себя ведёшь – выпендриваешься, как сказали бы ребята? Не отвечаешь на вопросы, тайны всё какие-то создаёшь. Да ещё и врёшь.
– В смысле – «вру»? – искренне удивилась Гликерия. И даже оживилась.
Марина Сергеевна в сердцах хлопнула ладонью по углу парты:
– Или издеваешься. Как можно любить классическую музыку?
– То есть?..
Марина Сергеевна поняла, что перестаралась. Кровь загорелась под кожей её щёк – лицо запылало. А лицо Гликерии выражало то, что девчонка сейчас просто расхохочется – чего, кстати, никто ещё никогда не видел.
– В смысле, – исправилась Марина Сергеевна, – я имею в виду, как её можно любить в твоём возрасте?!