Девочки-лунатики

Ланской Георгий Александрович

У стеночки, где сгрудилась группа единомышленников, слышалось хоровое пение под гитару. Пел высокий красивый парень, картинно отбрасывающий челку назад. Вторым голосом подвывали девица в наряде хиппи с немытой головой и веночком из бисера, опоясывающим лоб и еще один парень с наивным толстощеким лицом новорожденного. Олеся прислушалась: ничего особенного, обычная эстрадная лабуда.

«…Хоп-хэй, ла-ла-лэй, то ли верить, то ли нет…»

У колонны, подзадориваемый смеющимися дружками, стоял на четвереньках парень и заливисто лаял визгливым щенячьим тенорком. Прямо напротив, закатив глаза к потолку, застыла девушка и шепотом повторяла то ли монолог, то ли стихи, сбивалась

и подглядывала в смятый лист бумаги. Все это вместе взятое Олесе ужасно нравилось, и она ничуть не сомневалась, что без особого труда пройдет конкурсный отбор, а потом погрузится в эту бурлящую студенческую массу, где каждый если не бриллиант, то самородок, талантище и гений.

Хотя, если чуточку покопаться в собственных ощущениях, студенты все же смахивали на Ноев ковчег, наполненным гвалтом обезумевшего от качки стада, и если напрячь воображение, легко можно было представить, что стены альма-матер раскачиваются в океанском шторме, постанывая и поскрипывая.

За заветную дверь абитуриенты заходили робкими стайками, после того как глашатай вызывал их по списку. Выходили притихшими и ждали, пока тот же судьбоносец озвучит, кто прошел в следующий тур. Счастливчики начинали веселиться, но большинство уходило расстроенными.

«Ну, хоть не ждать», — подумала Олеся.

Гавкающий парень устал и, сопровождаемый подбадривающими воплями, отошел к лестнице, где стояла сумка внушительного размера. Вытащив из нее бутылку с пепси, он сделал несколько жадных глотков и уселся на ступеньку рядом с Олесей.

— Жарища сегодня, — вздохнул он и улыбнулся.

— Ага, — ответила она и осторожно улыбнулась в ответ.

Парень был симпатичный. Не чета, правда, Лешке: с нездоровой кожей, темными кругами под глазами и слегка искривленным носом, но это его совершенно не портило. Лицо было живым и невероятно подвижным, как у знаменитого Мистера Бина или Джима Керри. Судя по представлению, он явно не собирался играть романтических героев.

— Меня Вася зовут, — представился комик.

— Олеся.

— Ты с Украины что ли? — поинтересовался Вася.

— Почему с Украины обязательно?

— Ну… Олеся. Чернявая такая, словом, гарна дивчина… Хотя ты не гэкаешь, так что вряд ли. Хохлушек сразу видно по говору, даже если они слова правильно выговаривают, а вот интонации не те… Так откуда вы, селянка?

— Браво, Дукалис, — рассмеялась Олеся. — Из Екатеринбурга я. А ты?

— С Питеру, — дурашливо ответил Вася. — Тамошние мы. Родился я в Петербурге, отец был простой адмирал, жили мы в самом центре, с видом на «Аврору».

— Трепло ты, Вася, — фыркнула она. Вася дурашливо склонил голову.

— Ну, есть маленько. С чем поступать будешь?

Он бесцеремонно отобрал у нее мятые шпаргалки и быстро просмотрел тексты.

— Так-так-так, что тут у нас… Басня «Мартышка и очки»… Банально. Гумилев, «Волшебная скрипка»… Старо. О, монолог Джульетты… Избито, мать, не пролезет, тем более, что ты типажом для Джульетты не вышла.

— Много ты понимаешь, — обиделась Олеся и потянулась за шпаргалкой.

— Да уж побольше твоего, — усмехнулся Вася. — Я уже третий раз поступать приезжаю.

— А толку нет. Сам-то чем будешь удивлять? Монологом Барбоса? А что? Свежо и неизбито, сможешь потом Мухтара дублировать в сериале.

Она звонко рассмеялась, надеясь, что Вася смутится, но тот и ухом не повел.

— Зря ты так, — сказал он. — Внешность — она очень много чего дает. Вот, взять к примеру, меня. На спецназовца я не тяну, Казанову не сыграю, хотя я себя поначалу тоже видел исключительно в роли героя-любовника. А в прошлом году

мне Голубева сказала: «Молодой человек, почему вы, с такой харизмой, пытаетесь играть эти слюни? Вы же замечательный комик. Ну, так и будьте им». Я подумал: клоуны нынче в цене. Потому лучше я вот сейчас Шарика сыграю, зато в следующий тур выйду. А ты со своей цыганской внешностью на Джульетте засыплешься. Эту роль всегда отдавали голубоглазым блондинкам, а тут ты… Надо было монолог какой-нибудь Эсмеральды учить или Кармен, толку больше было бы.

— А я на контрасте сыграю, — возразила Олеся.

— Контрасты на сцене хороши будут, а сейчас ты вон за той дверью увидишь замученных тупыми абитуриентами людей, которым плевать на твою актерскую игру с высокой колокольни. Им нужно чтобы пазл сложился…

Мимо протопала всхлипывающая деваха в обтягивающем телеса платье. Вася посторонился, пропуская, а потом мотнул в ее сторону подбородком.

— Вон, глянь, Ирка Самойлова. Тоже третий раз приезжает и третий раз с репертуаром романтической героини: Джульетта, Офелия, Катерина из «Грозы». И ведь она не бездарна, между прочим. Есть в ней искра. Только она со своей искрой никому там не нужна. Согласись, бегемот в роли Офелии ничего, кроме хохота не вызывает. А над ней с первых же слов начинают ржать. Ирка в слезы, слова забывает и бежать. Ни разу на второй тур не прошла.

— А Голубева, это кто?

— Актриса вообще-то. Мария Голубева. Она тут курс ведет. К ней вообще за счастье попасть, потому что педагог хороший, ну, и как человек простая, без понтов. Сейчас мало кто так относится к предмету, мастодонты вымирают, остается шелупонь

«Предмет» он произнес через «э». Получилось «прэдмэт», забавное и немного грузинское. И улыбался хорошо, по-доброму.

Олеся уважительно посмотрела на Васю и едва не пропустила очередное шевеление у дверей.

— Авакумов, Трошин, Гуйдулян, Писаренко, Чебыкина, Перкина следующие, — послышалось от дверей, а потом после недолгой заминки голос недовольно добавил. — Олеся Перкина есть?

Она не сразу сообразила, что зовут ее, а потом вскочила, пороняв все, что держала в руках.

— Есть, есть!

— Перкина, заходите быстрее. Приготовиться Цхай, Цаплин, Пермяков, Антонов, Шилова.

— Ну, ни пуха, ни пера тебе, — пожелал Вася.

— К черту, — храбро ответила Олеся и пошла к дверям.

За дверями ее ждал ужас. Самый, что ни на есть настоящий, от которого моментально затряслись колени, и даже в животе заурчало. Хотя, заурчать могло и от голода. Позавтракала она, дай бог памяти, в семь, а сейчас уже почти пять вечера, и у нее маковой росинки во рту не было. Правда, воды она выпила почти полторашку. Хорошо хоть вызвали ее не первой. Олеся плюхнулась на стульчик у стеночки вместе со своими товарищами по несчастью.

В животе опять заурчало, и девушка, сидевшая рядом, посмотрела на Олесю сердито. Олеся ответила независимым взглядом, закинула ногу на ногу и постаралась взять себя в руки.

Чем дольше она сидела, тем страшнее становилось.

Кособокий паренек, который приглашал войти в аудиторию, называл фамилии, и соискатели медленно, словно под водой, тянулись к центру комнаты с обреченными лицами, отчаянно разыгрывая безмятежность, становились перед длинным, составленным из нескольких, столом, и начинали свою предсмертную песнь волка Акеллы. Лично у Олеси складывалось именно такое впечатление: абитуриенты воют на последнем дыхании, стараясь оттянуть неизбежный роковой финал, поскольку все ясно с самого начала, а стервятники, нахохлившиеся за столом, зорко смотрят на жертву.