Девочки.Дневник матери
Шрифт:
— Я тоже могу быть строгой.
— Все равно, Галя строжее.
Мне это нравится. То, что ей не нужны поблажки.
9 февраля 49.
Саша:
— Лена, ты веришь в бога?
Лена:
— Верю.
Саша:
— Ну а как ты веришь?
Лена:
— А так, просто: сижу и верю.
Галя задала Саше урок. Саша сидит, корпит, выводит буквы и цифры. Вздыхая, приговаривает: «Ах, эти
Саша пишет Шуре открытку:
— В слове «здравствуй» — одно «р» или два? Сначала мне не хотелось писать, а теперь знаешь как стало приятно? Это, наверное, потому, что я его люблю. А как мне подписаться: «Саша»? Или: «Твоя дочка». Нет, я знаю, я подпишусь: «Твоя младшая дочка», чтоб он не подумал, что это Галя.
Саша:
— Мама, я тебя раз спросила: «Что такое любовь»? А ты сказала: «Это когда готов всё для человека сделать». Вот так любовь!
— Что, мало?
— Конечно, мало! Любовь, это когда ходишь за человеком хвостиком и как только он свободен, начинаешь с ним разговаривать. Вот как я с тетей Аней.
Сашу с каждым днем все больше угнетает ее смуглота. Купаясь, она просит Анну Федоровну: «Тетя Аня, три меня посильнее. Может, черная кожа сойдет, а под ней — белая, хорошая. Ах, зачем родители возили меня рожать в Ташкент! Неужели им нравятся такие черные дети? Если бы ты знала, как мне хочется быть беленькой, хорошенькой!»
15 февраля 49.
Шура Саше:
— У тебя ручки совсем холодные, а ручки и ножки должны быть теплые.
Саша:
— У меня не ручки и ножки, а руки и ноги! (Со злостью).
Проработав подряд восемь часов, я говорю:
— Я, кажется, обалдеваю…
Услышав это, Саша идет к Шуре и сообщает ему доверительным шепотом:
— Мама совсем обалдела.
— От тебя? — спрашивает Шура.
— Вовсе нет, — отвечает Саша с обидой, — от работы от своей.
19 февраля 49.
Саша:
— А почему кошки рожают без помощи кота? Кошкам что, муж не нужен?
23 февраля 49.
— Саша, ты в который раз читаешь эту книгу?
— В стотый.
И правда: закончив книгу, она тут же, без всякой передышки, открывает первую страницу и начинает читать снова. Иногда просит: «Найди мне место, где к Зое приезжает ее отец». Или: «Найди место, где рассказывается, как Зое подарили куклу», — и с упоением перечитывает такие избранные места. А книжка-то плохая-преплохая. («Школа в лесу». Сладкая, розовая. Как говорит Корней Иванович — мармеладная.)
6 марта 49.
У Сашки
8 марта 49.
Девочки преподнесли мне шоколад, Анне Федоровне — письмо и цветы.
Саша:
— Мы были в шестях магазинах… Нет, в шестерых магазинах…
Галя:
— Мама, ну пожалуйста: ребеночка или собачку, ну прошу тебя, знаешь, как я буду их любить!..
Саша:
— Тетя Аня, ты русская?
— Русская.
— А кто я?
— Ты еврейка.
Саша (удивленно):
— Разве я еврейка?
— Кто же ты?
— Я узбечка, а Галя — москвичка. Папа тоже москвич. Если бы он был еврей, он знал бы еврейский язык, а он его не знает.
Я:
— А ты разве знаешь узбекский язык?
— Нет, не знаю.
— Какая же ты узбечка?
Саша (после некоторого раздумья):
— Да, пожалуй, я тоже москвичка, как Галя.
21 марта 49.
Если, читая, Саша доходит до страшного или печального места, она садится рядом со мной и берет меня за руку. По ее пальцам я могу судить обо всем, что происходит в книге: если пожатие становится крепче, дела героя плохи. Если пожатие ослабевает, дела героя идут на лад. Если Саша просто оставляет мою руку — книга кончилась хорошо. Если она переползает ко мне на колени и вздыхает, значит, развязка печальная.
Саша:
— Мама, подхожу я к этой бутылке из-под вина, заглядываю в горлышко: ничего нет. А мне так хочется, хоть капельку. Тогда я беру эту большую таблицу умножения, свертываю в трубку и говорю сквозь нее бутылке: «Вино, вино, налейся! Вино, вино, налейся!» И вдруг вижу: там появилось несколько капелек вина. Я их выпила и думаю: значит, эта трубка волшебная? Надо проверить. Как же это сделать? Смотрю я на обложку этой книги — она зеленая. Беру трубку и говорю очень вежливо: «Обложка, обложка, покройся розами и тюльпанами, ромашками и незабудками!» Несколько раз повторила, но обложка как была зеленая, так и осталась. Что бы это значило? Волшебная у меня трубка или не волшебная?
22 марта 49.
Я читаю Саше греческие мифы. О Зевсе она отозвалась так:
— У, черт! Из-за какой-то одной искорки так разозлился?
Сегодня она сказала мне:
— Мама, по-моему, если уж верить в бога, то уж в одного Прометея, да?
2 апреля 49.
Муки Тантала не производят на нее ни малейшего впечатления, только смешат.
— Понимаешь, — говорю я, — он стоит по горло в воде, но стоит ему нагнуться, чтобы отпить хоть немного, как вода тотчас отливает и пруд кажется совсем высохшим.