Девочки

Келман Ник

Когда наступила последняя ночь, ты заметил иллюминацию над монастырем урсулинок. Должно быть, это Дэймон организовал, должно быть, она приехала с ним. Она быстро потирает пальцы друг о друга. Сахарная пудра. Она звонила тебе еще несколько раз. Она позвонила, чтобы спросить, представляешь ли ты, что за дверьми всех ресторанов — папарацци, представляешь ли ты, что они не могут оставить ее с Дэймоном в покое. Она позвонила сказать, что ты не поверишь, но кто-то попросил ее оставить свой автограф на развороте «Вог». И, конечно же, на следующий день она позвонила рассказать тебе о телевизионных

камерах и интервью, которые они давали и которые транслировались на весь мир, рассказать тебе о гигантских статуях Оскара, расположенных по обе стороны входа в зрительный зал, и о том, кого она встретила на многочисленных вечеринках.

И все. После этого она тебе больше никогда не звонила. Она никогда не звонила, чтобы рассказать тебе, что переехала в огромный особняк Дэймона в Малибу. Она никогда не звонила, чтобы рассказать тебе, что он попросил ее выйти за него замуж. Она не звонила, чтобы рассказать тебе, что в ту ночь, когда он сделал ей предложение, она, засыпая и все еще ощущая во рту вкус ликера «Куантро» и спермы, подумала, что наверняка вот так себя чувствуют все эти королевы и принцессы, они наверняка чувствуют себя именно так. Она не звонила, чтобы рассказать тебе все это. Она никогда тебе больше не позвонила.

He то чтобы это имело для тебя какое-то значение, не то чтобы это тебя волновало. К тому времени ты был достаточно мудр, чтобы тоже пойти дальше. К тому времени ты был в Англии. К тому времени ты фотографировал ступени собора Св. Павла, Вестминстера, Кентербери.

Она извлекает из сумочки какие-то глазные капли. Откидывает голову назад. Кожа на ее шее слегка натягивается, но не до грудины. У ее блузки очень глубокий вырез. Ты слышал кое-что о ней с тех пор. Было бы невозможным ничего о ней не знать, вращаетесь-то вы в одних и тех же кругах.

Твой знакомый шеф-повар сказал как-то, что видел ее на пляже в Рио. На ней был саронг, она вопила:

— Ублюдок, сраный ублюдок!

Сняла сандалию, чтобы запустить ею в Дэймона. Он отступил назад, выставил ладони, чтобы схватить летящий на него предмет. Он смеялся, как будто играл с ней, ничего более. Она промахнулась, сандалия угодила в загорающую рядом женщину.

Твой друг-продюсер живет в одном с ними доме на Пятой авеню. Он рассказал тебе, как однажды, подходя к дому, натолкнулся на какую-то суету. Когда он поинтересовался, что происходит, кто-то ответил:

— Бриллиантовый дождь, мужик, бриллианты падают прямо с неба! — и снова принялся шарить в водосточной канаве.

Он разузнал у портье, что Елена выкинула все свои украшения в окно. Жильцы напротив слышали, как она пронзительно кричала на Дэймона, вопрошая, как он мог предположить, что они для нее что-то значат.

И, конечно же, твой давнишний ассистент, который сейчас работает над рекламными снимками их дочери. Она (дочь) не в состоянии держать свой рот закрытым. Она рассказывает ему, что мать из-за брачного контракта не может подать на развод, что в таком случае она останется ни с чем. Без денег, без связей, без какой-либо специальности, без друзей. Она рассказывает ему, что отец выплачивает алименты по меньшей мере трем другим женщинам. Она рассказывает ему, что мать работает больше, чем

кто-нибудь еще, что она смотрит за ней, за домом и за штатом служащих и получает за это ежемесячное пособие.

По ее щекам стекают глазные капли. Ее глаза по-прежнему налиты кровью. И ты задумываешься, должен ли сделать что-нибудь для нее. В конце концов, тебе все известно. Возможно, ты должен рассказать ей, в каких местах дали трещину ее надежды, возможно, ты должен рассказать ей, какого рода соглашение она заключила. Но когда она убирает капли назад в сумочку, ты решаешь, что на самом деле нет больше ничего, что ты мог бы сделать, нет больше ничего, что ты мог бы сказать. Потому что она не стала бы тебя слушать. В конце концов, Дэймон был не единственным, кто использовал ее в своих интересах.

Она слегка прикасается носовым платком к своим щекам, смотрится в золотую пудреницу, проверяя, все ли в порядке. Ты бросаешь взгляд на часы. Пора уже уходить.

Ты допиваешь свой кофе, смотришь на последний пончик, приказываешь сам себе не есть его.

— Пошли, — говоришь ты своей спутнице.

— А-а-а… нам надо идти? Я устала, — вздыхает она и надувает губки.

Ты почти сдаешься.

— Нет, — отвечаешь ты. — То есть «да», да, нам надо идти, «Пресбитери» почти рядом, это совсем недалеко. Кроме того, я знаю этого директора по развитию, он весь изведется, если мы не начнем вовремя.

— Ну, давай же, — добавляешь ты, поднимаясь и кладя деньги на стол.

Она обижается, но слушается тебя и встает. Когда она наклоняется поднять свою сумку, все мужчины, взгляду которых она доступна, пялятся на нее. Ее юбка достаточно коротка, чтобы, наклонившись, она явила взору окружающих свои трусики. У нее длинные ноги, а волосы струятся волнами в солнечном свете, когда она распрямляется. Но несомненная ее особая примета — это губы. У нее великолепные полные губы. Ты назвал их «губами для минета», когда рассказывал о ней своему директору по развитию.

Ваши движения привлекли внимание Елены. Она отложила в сторону пудреницу и теперь уставилась на тебя поверх чашки кофе, которую подносила ко рту. Она изучает тебя, хмурит брови. Она рассматривает сопровождающую тебя девушку, как будто проверяет факты, цифры в бухгалтерском отчете. Твоя спутница замечает это и тоже отвечает ей пристальным взглядом, но у нее он несколько иной. Как если бы она разглядывала экспонат под стеклом в музее, который не хотела посещать.

Испугавшись, ты решаешь обратиться в бегство, шлепаешь свою спутницу по ее упругой маленькой заднице и говоришь:

— Давай, пошли.

Никто не окликает тебя по имени, когда ты прокладываешь себе путь между столиков. Никто не догоняет тебя на тротуаре. Кажется, ты отделался. Но только чтобы убедиться в этом, ты решаешь пойти кружным путем, через Мэдисон. Только чтобы убедиться, ты избегаешь идти вдоль ограждений, избегаешь приближаться к ней хоть на чуточку больше, чем это необходимо.

У перехода твоя спутница незаметно вкладывает свою руку в твою ладонь, она смотрит сначала налево, потом направо, потом на тебя — проверить, собираешься ты перебежать улицу или будешь дожидаться сигнала светофора, — и беспечно говорит: