Девушка А
Шрифт:
– Мои россказни? – Я засмеялась.
– Я тщательно выбирал, что рассказывать Ане. Ты понимаешь, о чем я. Не хотел ее расстраивать. Есть вещи – конкретные вещи, – о которых ей не нужно знать.
– Правда, что ли? Неужели есть? – Я уже хохотала в голос. – Конкретные какие-то?
– Прекрати смеяться, Лекс! – закричал он. – Лекс!
Он пересек комнату и схватил меня за горло. Его ладонь обхватила мою шею. Всего на миг. Он просто показал мне, что может. Как только Итан отпустил меня, я выбралась
– Прекрати, – произнес он. – Лекс, Лекс, пожалуйста.
Он протянул ко мне руки, всем своим видом демонстрируя, что желает примириться. Но на лице, как обычно, не отразилось ни одной эмоции. Я прислонилась к стене, отодвинувшись от него как можно дальше. Пот тек с головы на спину, перебирался на паучьих лапках.
– Только не разбуди Ану, – попросил он. – Пожалуйста.
– Некоторые конкретные… – Я ждала, когда перестану дрожать, чтобы закончить фразу. – Какие, например? То, что ты – наследник трона? Истинный сын своего отца?
– Это нечестно!
– Знаешь, я всегда считала, это ты нас спасешь, – продолжала я. – Ждала, думала: его ведь даже не привязывают. Ну не сегодня, так завтра. Когда ему стукнет восемнадцать. Когда он сможет выходить из дома в любое время.
– Я пытался, Лекс! Когда мы были маленькими. Ты разве не помнишь? Тогда я еще мог. Потом мне уже не хватало смелости.
Мы разглядывали друг друга через кровать. Теперь он казался мне меньше – Итан, которому не хватило смелости. Итан c милым личиком, вызывающим сочувствие.
– А по-моему, все было не так, – сказала я. – Я помню все совсем иначе.
Он присел на кровать и принялся разглаживать складки на одеяле.
Мы прислушались, не проснулась ли Ана, но в доме было тихо: полы, книжные полки, эркерные окна – все дышало спокойствием.
– Так или иначе, сегодня мы разговаривали о других вещах, – сказала я.
Он кивнул.
– Иди спать, Итан.
– То, о чем я говорил, – произнес он. – Ну, про членов правления…
– Да?
– Я не провалюсь. Правда ведь?
– Не сомневаюсь.
Он пьяно улыбнулся. Улыбнулся весь. Глаза – тоже. Как будто уже забыл о случившемся пару мгновений назад.
– Спасибо. – Он поднялся и, пошатываясь, пошел к двери.
Я слышала, как он удаляется по коридору к себе в спальню, задевает картину где-то на полпути. Затем зашуршал их с Аной матрас. Я сидела, прислонившись к стене и вытянув ноги, и держала себя за горло так же, как держал он, – сначала сильно, затем слабее, – убеждаясь, что пальцы слушаются меня, а тело подчиняется командам, поступающим из мозга. Я вернулась в постель только после того, как почувствовала, что мне стало от этого приятно…
Когда больничная палата надоедала, доктор Кэй помогала мне забираться в инвалидное кресло, и мы кружили по коридорам. Мне нравился больничный двор, хотя это был просто лысеющий садик между отделениями, в котором чаще всего курили и вели
17
Wayfarer – марка солнцезащитных очков.
В тот день следователей не было.
– Меня попросили задать тебе один конкретный вопрос, – начала доктор Кэй. – Довольно деликатный.
Мы сидели рядышком – она на скамейке, я в инвалидном кресле. Она полагала, что разговаривать о трудных вещах проще, когда не смотришь друг на друга.
– О твоем брате. Итане.
Я догадывалась, ждала чего-то подобного. До сих пор следователи не задавали вопросов о нем. Прошло, наверное, больше месяца с тех пор, как я последний раз слышала его имя.
– Видишь ли, – продолжила доктор Кэй. – Он выглядел не так, как вы. Крепче. У него ничего не было сломано. Он не был прикован.
Я сцепила пальцы и убедилась, что доктор Кэй не видит их под одеялом.
– По данным видеонаблюдения можно предположить, что ему даже разрешалось выходить из дома.
Я представила, как следователи сидят, сгорбившись перед экраном, и просматривают видео – целый год одной и той же скучной улицы. Искали кого-нибудь, похожего на Итана.
– Полицейские интересуются, – продолжала доктор Кэй, – страдал ли он вообще? Или он играл совсем другую роль?
Следователи работали целый месяц. Они ждут звонка доктора Кэй по итогам нашего разговора. Их челюсти плотно сжаты, все документы уже готовы.
– Итан когда-нибудь причинял тебе вред? – спросила она.
Я постаралась сделать лицо, как у нее – словно фасад дома, – и ответила:
– Нет.
– Мне, наверное, не следует этого говорить, но я все-таки скажу: время выгораживать кого бы то ни было прошло.
– Он ничего не мог поделать. Как и все мы.
– Точно?
Я решилась посмотреть ей в глаза, поверх очков – так, чтобы она поняла: я действительно уверена в своих словах, – и ответила:
– Да.
Оксфордский дом этим утром был прекрасен. Солнечный свет покоился на моем стеганом одеяле большим прямоугольником. На холсте, висевшем в гостевой комнате, Ана изобразила реку в движении; она повесила его напротив окна, и сложно было понять, где свет был нарисованным, а где – настоящим. Пинком отбросив одеяло, я потянулась навстречу теплому дню. Представила на мгновенье, будто этот дом – мой и я в нем одна. Я взяла бы в кабинете какую-нибудь книгу и провела бы с ней все утро в саду. И ни с кем не разговаривала бы потом целый день.