Девушка для Данте
Шрифт:
— Данте. Гилиберти, — тяжело дышу я.
— Вы не можете просто так навещать мистера Гилиберти, — любезно говорит она с её приятным Кабрерианским акцентом и вежливым лицом. — Ваше имя?
Она берёт трубку и ждёт, когда я назову ей своё имя, чтобы она могла позвонить кому-то и получить разрешение пропустить меня.
— Риз Эллис, — всё ещё задыхаюсь я.
Её глаза загораются узнаванием, и она ставит телефон обратно на базу, не собираясь кому-либо звонить. Ей уже сообщили обо мне.
— Комната 815, — говорит она. Её тон изменился. —
Она больше не просто вежлива. Теперь она смотрит на меня уважительно, интересуясь, кто я, чёрт возьми, такая, но не решаясь спросить. Она считает меня очень важным человеком.
— Спасибо, — говорю я и снова бегу. Я решаю, что лифт будет подниматься слишком долго, поэтому нахожу лестницу и, перепрыгивая через две ступеньки, поднимаюсь на четвёртый этаж.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Умоляю я бога. Мне даже не нужно говорить ему, о чём я прошу. Я просто молюсь, чтобы он знал. У меня не хватает дыхания, чтобы объяснить, потому что эта лестница убивает меня, и я не могу дышать.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Я огибаю угол последней площадки и врываюсь на четвёртый этаж.
Медсёстры у медпункта смотрят на меня с тревогой, но я не останавливаюсь, даже когда они просят меня об этом. Я нахожу комнату 815 и врываюсь в неё.
Я замираю в дверях комнаты 815.
Данте смотрит на меня с больничной кровати.
Вокруг него трубки и иглы, и приборы с чёрными экранами и зелёными линиями.
И он такой бледный лежит в море белых простыней.
Но Данте пристально смотрит на меня. И его глаза такие ярко-синие на фоне огромного моря белых простыней. И самое главное, что он смотрит на меня, потому что это значит, что его глаза открыты.
Боже, спасибо!
— Привет, — тяжело дышу я и, слегка наклоняясь, кладу ладони на свои колени. Я не могу дышать. Я не могу дышать, потому что я чувствую облегчение и потому что я только что взбежала на четыре лестничных пролёта.
— Привет, — тихо говорит он. — Ты пришла.
Я смотрю на него со смесью шока и удивления.
— Ты думал, что я не приду?
Я должна была прийти. Не имело бы значения, даже если бы Земля была в огне и затоплена пылающей лавой и серой. Я оказалась бы здесь, даже если бы это убило меня. Я не смогла бы быть где-либо ещё.
Только здесь.
Сейчас.
С ним.
Он пожимает плечами, а затем вздрагивает. И потом я замечаю, что его лицо, его красивое, удивительное лицо так исцарапано. Его левый глаз уже почернел и опух. На правом виске белая повязка, и я вижу, как кровь проступает через неё.
В его руке капельница.
Но он жив.
— Помнишь, я говорила, что твоё вождение не может меня напугать? — спрашиваю я.
Он кивает, и я
— Ну, я изменила своё мнение.
Он смеётся, потом вздрагивает, и я пересекаю комнату и беру его за руку так нежно, как только могу.
— Ты меня напугал, — мягко говорю ему я, и мой голос застревает в горле, и глаза наполняются слезами. Ничего не могу с этим поделать. Я знаю, что я сильная, но это выше моих сил. — Ты в порядке?
Он кивает.
— Всё хорошо. Только синяки и ссадины. Благодаря подушкам и ремням безопасности.
— Ты ехал слишком быстро? — спрашиваю я, и, вспоминая тот день, когда мы мчались по извилистой дороге, конечно, это было так.
— Возможно, — говорит он. — Я не особо обращал внимание. Я думал только о тебе. А потом всё вышло из-под контроля. Тормоза не сработали, шины заскользили. Всё произошло так быстро, что я даже не успел ни о чём подумать.
Кроме как обо мне.
Он думал обо мне, а потом попал в аварию.
Ох, отлично.
Он попал в аварию из-за того, что думал обо мне.
— Мне жаль, — говорю я, и слова начинают литься потоком. — Прости меня. Я должна была просто поговорить с тобой, и тогда бы ты не чувствовал себя виноватым, и тогда ты не попал бы в эту аварию. Это моя вина. Мне очень жаль.
Я всё ещё держу его за руку, и он смотрит на меня своими красивыми голубыми глазами.
— Ты извиняешься? — спрашивает он в замешательстве. — ТЫ извиняешься? За что? В этом нет твоей вины. Ни в чём из этого нет твоей вины.
— Я вела себя как ребёнок, — говорю ему я. — Я не знала, что сказать тебе, и я пыталась быть сильной, но я была так расстроена, что ты целовался с Эленой.
— Элена поцеловала меня, — отвечает он. — Я просто хочу прояснить этот момент. И она поцеловала меня, потому что я только что сказал ей, что больше не могу встречаться с ней. Потому что я хочу быть с кем-то ещё.
— С кем-то ещё? — Мой голос звучит так ничтожно в огромной больничной палате, и внезапно моё сердце снова замирает. На этот раз оно замирает, потому что с надеждой ждёт слов, которые я так отчаянно хочу услышать.
— Да, — кивает он. — С кем-то ещё.
Моё сердце всё ещё ждёт.
Он делает паузу.
Потом снова медлит.
Он ничего не говорит, поэтому говорю я.
— Я её знаю?
Я смотрю вниз, а он вверх, и наши глаза встречаются.
— Я надеюсь, так как это ты, — говорит он.
Моё сердце останавливается.
А потом начинает биться снова.
А затем я наклоняюсь и целую Данте Гили-беэр-ти так нежно и мягко, как только могу (Прим. пер.: в английском слог «беэр» пишется как «bear», т.е. «медведь», «мишка»; Риз вроде как сравнивает Данте с милым медвежонком :)).