Девушка и призрак
Шрифт:
Собираюсь позвонить в старый звонок, но тут вижу, что дверь незаперта. Воровато озираюсь, осторожно толкаю дверь и проскальзываю в холл. Старинный наборный паркет, стены обшиты деревянными панелями. О… Прямо напротив двери массивный стол, заваленный бумагами, а за ним сидит женщина с короткой стрижкой.
— Здравствуйте, — она ничуть не удивлена, — вы на экскурсию?
Экскурсию? Наконец-то повезло! Могу ходить где хочу, без всяких объяснений. Вот уж не знала, что столько людей желают осмотреть дом викария.
— Конечно. Сколько это стоит?
— Пять
Пять фунтов?! Да это грабеж.
— Возьмите путеводитель, — предлагает она, и я машинально беру буклет и быстро направляюсь в гостиную: сплошь диваны и ковры.
— Сэди? — шепчу я. — Сэди, ты здесь?
— Здесь Мелори, должно быть, проводил вечера.
Я вздрагиваю и оглядываюсь. Это служительница последовала за мной.
— А, ясно… Очень мило. Пойду, пожалуй, дальше. — И я спешу в прилегающую столовую, которая напоминает театральные декорации из пьес, посвященных началу века. — Сэди?
— Это семейная столовая…
Вот привязалась. Я что, не могу осмотреть дом викария без сопровождающих? Подхожу к окну. Люди, которых я видела на крыльце, теперь бродят по саду. И никаких следов Сэди.
Это тоже идиотская идея. Ее нет и здесь. Что Сэди делать в доме парня, разбившего ей сердце? Поворачиваюсь с намерением покинуть дом и чуть не врезаюсь в служительницу.
— Вы, наверное, поклонница его работ?
Работ? Чьих работ?
— М-м-м… вроде того, — поспешно соглашаюсь я. — А как же. Большая поклонница. Просто огромная. — Заглядываю в буклет. Заголовок гласит: «Добро пожаловать в дом Сесила Мелори». Ниже изображение каких-то скал.
Сесил Мелори. Он, кажется, известный художник. Может, и не Пикассо, но я точно о нем слышала. А он-то здесь при чем?
— Значит, Сесил Мелори жил здесь? — спрашиваю я.
— Ну разумеется, — удивляется она. — Поэтому дом реконструировали и превратили в музей. Он жил здесь до двадцать седьмого года.
До двадцать седьмого года? Вот это да. Если он здесь жил, Сэди наверняка его знала. Они могли общаться.
— Он был другом сына викария? Стивена Неттлтона?
— Дорогая моя… — женщина явно шокирована, — вы что, не знаете, что Сесил Мелори и есть Стивен Неттлтон?
Стивен — это Сесил Мелори? Сам Сесил Мелори?
Я слишком обескуражена, чтобы сказать хоть что-то.
— Позже он окончательно сменил имя. Вероятно, из-за разногласий с родителями. После того, как переехал во Францию…
Стивен стал знаменитым художником. Как это может быть? Сэди ничего про это не говорила. А уж она прожужжала бы мне все уши. Неужели она не знала?
— С родителями он так и не помирился до самой смерти. Но вы ведь знаете, что он трагически умер совсем молодым, — смотрительница скорбно качает головой. — Вы, конечно, хотите взглянуть на спальни?
— Нет-нет. В смысле… подождите… Мне немного не по себе. Видите ли, Стивен… я хотела сказать, Сесил Мелори был другом моей двоюродной бабушки.
— О-о, — понимающе кивает смотрительница. — Неудивительно, ведь он не был знаменит при жизни. Только через много лет после смерти интерес к его работам возник сначала во Франции, а потом и на родине. А поскольку он умер молодым, картин немного, и потому они особенно в цене. В восьмидесятые годы на его творчество случился настоящий бум. Тогда-то он и стал широко известен.
В восьмидесятые. А Сэди хватил удар в восемьдесят первом. Тогда-то ее и отправили в дом престарелых. Никто ей ничего не сказал. Она понятия не имела о том, что происходит в мире…
Возвращаюсь к суровой реальности и обнаруживаю, что служительница как-то странно смотрит на меня. Бьюсь об заклад, она готова вернуть мне деньги и вытолкать за дверь.
— Извините, задумалась. Он работал в сарае в саду?
Лицо ее разглаживается.
— Именно там. Если вам интересно, у нас есть несколько книг о Мелори.
Она уходит и тут же возвращается с небольшой книгой в мягкой обложке.
— О его молодости известно не так уж много, ведь городские записи сильно пострадали во время войны, а когда исследователи занялись изучением биографии художника, большинство его сверстников уже скончалось. Во Франции он писал в основном пейзажи.
Она протягивает мне брошюру, на обложке — морской пейзаж.
— Как интересно.
Я листаю книжицу и натыкаюсь на черно-белую фотографию мужчины с палитрой в руках. Подпись гласит: «Редкий снимок Сесила Мелори за работой». Теперь понятно, что влекло к нему Сэди. Высокий, брутальной наружности брюнет, темные глаза буквально притягивают. Опасный тип. Наверняка считал себя гением. Полагал, что слишком хорош для обычных отношений. И хотя он давным-давно в могиле, мне так и хочется отчитать его. Как он мог так ужасно обойтись с Сэди? Как мог уехать во Францию и забыть о ней?
— Великий художник. (Вот репей!) Его ранняя смерть — одна из величайших трагедий минувшего века.
— Что ж, возможно, он заслужил это, — недобро усмехаюсь я. — Характер у него был препротивный. Как считаете?
Смотрительница в полной растерянности. Она то открывает рот, то снова захлопывает.
Я листаю страницы. Мелькают скалы, море, какие-то куры… И вдруг! С бумаги на меня взирает глаз. Просто глаз. Это фрагмент картины. Но я где угодно узнаю эти пушистые ресницы и хулиганский блеск во взгляде.
— Вы не знаете, кто это?
— Дорогая, — женщина едва сдерживается, — но это же… Конечно, вы узнали фрагмент одного из его известнейших полотен. Если хотите взглянуть, у нас есть копия картины в библиотеке.
— Очень хочу! — Я готова сорваться с места. — Куда идти?
Она ведет меня по скрипучему коридору в темную, устланную коврами комнату. Повсюду книжные полки и старые, обитые кожей кресла. Над камином висит большая картина.
— Посмотрите, — с придыханием шепчет музейщица, — вот наша гордость.